— Ребёнка, — хрипло произнёс он. — Мёртвого ребёнка… Мы поехали по тропе между палаток, накрытых шкурами волков и медведей, чтобы сократить дорогу… и там лежал мёртвый ребёнок. Девочка, лет пяти-шести, не больше. У неё было перерезано горло…

Вель против воли заломила руки и опустила голову.

«Глупая, бессмысленная жестокость войны! — затопили гневные мысли её сознание. — Вот что отличает нас от поклонщиков. Они не берут с собой детей. Женщин ещё да, но детей уже нет. А наши… «обучают» чуть ли не с рождения. Дети бегают по лагерю и по полю боя… А вместо палок играют с костями».

Когда Вель видела их, то невольно задумывалась: плечевой костью выходца Вольного Народа они размахивают или очередного южанина?

— И что дальше? — новый вопрос поступил от Моустаса.

— Ничего… В смысле — на неё просто никто не обратил внимания, все отправились дальше, как будто это была груда тряпья… обрывок кожи в пыли.

Рыцарь, дрожа, опустил голову и уставился на свои загрубевшие руки.

— Вина и гнев терзают тебя днём, — медленно сказал Арвинд, — ты чувствуешь, что совершил ужасное преступление. По ночам же тебя мучают кошмары… Девочка говорит с тобой.

Рыцарь в отчаянии кивнул.

Вель поняла, что этот человек не годится для войны. Когда мертвецы начинают преследовать тебя, это значит — с тобой что-то очень сильно не так.

— Но почему? — воскликнул рыцарь. — То есть, мы же видели множество мертвецов!

— Видеть и быть свидетелем — не одно и то же.

— Я не понимаю… — завертел он головой.

— Свидетельствовать — означает видеть то, что служит свидетельством, судить то, что следует судить. Ты видишь и ты судишь. Свершилось прегрешение, был убит невинный человек. Ты видел это.

— Да! — опечалено отозвался рыцарь. — Девочка… Маленькая девочка…

— И теперь ты страдаешь, — задумчиво нахмурился «Небесный Клинок».

— Но почему?! Почему я должен страдать? Она мне никто! Она была дикаркой! — взмахнул мужчина руками.

— Повсюду… Повсюду нас окружает то, что благословенно и то, что проклято. Священное и нечестивое. Но наши сердца подобны рукам: от соприкосновения с миром они делаются мозолистыми. Но сердца, какими бы огрубевшими они ни были, болят, если перетрудить их или если натереть в непривычном месте. Некоторое время мы ощущаем неудобство, но не обращаем на него внимания — у нас ведь так много дел…

Моустас посмотрел на свою правую руку, потом вдруг сжал её в кулак и вскинул над головой.

— А потом один удар, молотом или мечом, и мозоль лопается, отчего наше сердце разрывается. И мы страдаем, ибо чувствуем боль, причиняемую тем, что благословенно, тому, что проклято. Мы больше не видим — мы свидетельствуем!

Его сияющие глаза остановились на безымянном рыцаре. В них чувствовалась мудрость, несоответствующая его возрасту. Вель не могла отвести взгляда, жадно рассматривая его фигуру, образ, который будто бы сошёл с неведомых картин.

— Вот что произошло с тобой, — закончил Арвинд.

— Да… Да! Но что же мне делать? — дёрнулся рыцарь.

— Радоваться, — невозмутимо произнёс его собеседник.

— Радоваться? — поражённо переспросил мужчина и даже отступил на шаг назад. — Но я страдаю!

— Да, радоваться! Загрубевшая рука не может ощутить, как нежна щека любимой. Когда мы свидетельствуем, мы принимаем ответственность за то, что видим. И это — именно это! — означает принадлежать.

«Небесный Клинок» внезапно обернулся, соскочил с невысокого помоста и сделал два шага в сторону толпы.

— Не ошибитесь! — продолжил он и воздух зазвенел от звуков его голоса. — Этот мир владеет вами. Вы принадлежите, хотите вы того или нет. Почему мы страдаем? Почему несчастные кончают с собой? Да потому, что мир, каким бы проклятым он ни был, владеет нами. Потому, что мы принадлежим.

— И что, мы должны радоваться страданиям? — с вызовом выкрикнул кто-то из толпы.

Арвинд Моустас улыбнулся, глядя в темноту.

— Но тогда это уже не страдания, верно?

Собравшиеся рассмеялись.

— Нет, я не это имел в виду, — всё же начал пояснять он. — Нужно радоваться значению страданий. Тому, что вы принадлежите, а не тому, что вы мучаетесь. Помните, чему я учил вас: блаженство приходит в радости и печали. В радости и печали…

— Я в-вижу мудрость твоих слов, «Небесный Клинок», — запинаясь, пробормотал безымянный рыцарь. — Действительно вижу! Но…

И шестым чувством Вель поняла суть его вопроса: «Но как этого добиться?»

— Я не прошу тебя видеть, — сказал Бог, теперь девушка не сомневалась в этом. — Я прошу тебя свидетельствовать.