Ксения кивнула.

– Может, – сказала она, – если пуля не вылетела и осталась в патроннике.

Кирсанов почесал затылок.

– А может сам парикмахер? – он замотал головой. – Хотя нет, если он стоял спиной, то не мог видеть убийцу. Тогда получается, что в парикмахерской был третий?

Ксения одобрительно кивнула.

– Соображаешь, – сказала она, – сколько точно мы не знаем, но кто-то вероятно был. Смотри здесь повсюду следы борьбы, а Грошик умер сразу.

Кирсанов некоторое время обдумывал, что сказать.

– Я думаю так, – сказал он, – стрелок убил парикмахера, а потом появился этот третий и убил его самого. Правильно?

Ксения покачала головой. Действительно соображает.

– Немного не так, – улыбнулась она, – третий уже находился в парикмахерской. Не для себя же одного Грошик два бокала поставил. Мне кажется, что Грошик и третий разговаривали, когда выстрелили в Грошика, но ещё мне кажется, что был четвертый.

– Четвертый? – удивился Кирсанов.

Ксения кивнула.

– Этот четвертый, – сказала она, – ждал или убийцу, или третьего, а потом уехал. Я, когда сюда шла свежие протекторы обнаружила. Скорее всего именно на этой машине уехал этот четвертый.

Кирсанов нахмурился.

– А как вы думаете, – сказал он, – о чём разговаривали третий и парикмахер?

– Да о чём угодно!.. – пожала плечами Авалова. – Вполне даже возможно, что о том, о чём мы с тобой собирались с ним поговорить, но не успели. Вероятно, этот кто-то сделал это до нас.

– И забрал документы Кропса? – спросил Кирсанов.

Ксения покачала головой.

– Вряд ли, – сказала девушка. – Грошик хранителем не был. Только сводил людей друг с другом. Ну и, естественно, получал с этого процент. В детали сделок он не вдавался.

Кирсанов задумчиво дернул щеками.

– Значит, Грошика убили, чтобы тот не успел, что-то рассказать, – произнес молодой человек, – я так понимаю.

Ксения кивнула.

– Возможно, – согласилась девушка. – Или тот офицер Секуритаты хотел услышать имена тех, у кого Грошик был посредником.

Кирсанов шмыгнул носом.

– Как думаете, наш третий имеет к этому отношение? – спросил он.

Ксения пожала плечами, осматривая глазами цирюльню.

– Может быть, – сказала она. – А может быть и нет. Грошик много с кем вел дела. Но знаешь у него была одна привычка, он никогда не вел их параллельно. Так что если мои домыслы верны и пропавший Кропс действительно обращался к Грошику, то его убили именно из-за документов.

Молодой человек фыркнул.

– Хотелось бы ещё знать, что это за документы, – проворчал он, – и где они сейчас.

Ксения флегматично кивнула, наблюдая, как дворник в оранжевом жилете подметает улицу. Девушка махнула Кирсанову следовать за ней и вышла из цирюльни.

– Уважаемый! – окликнула она дворника. – Вы часом с утра здесь улицу не подметали?

Дворник не реагировал. Авалова сунула ему в карман две банкноты.

– Меня это очень интересует, – шепнула она.

Дворник сразу оживился.

– Да как не подметать, – сказал он, – конечно, подметал. Только я СЕКурам ничего говорить не буду.

– А я и не СЕКур, – сказала Ксения, – друга моего здесь убили. Соломона Грошика. Мне бы очень хотелось, кто это сделал.

Дворник прекратил мести и воззрился на девушку.

– Так там злодей и лежит – сказал он – уже его убили, раньше тебя.

Ксения широко улыбнулась.

– Ну а кто убил, видел? – спросила она – воздастся должно хорошему человеку.

Дворник кивнул.

– Видел, – сказал он, – как не видеть. Девица это была. Красивая такая, шатенка. Она к Грошику пришла, минут за двадцать до убийства.

– А лица не запомнил? – спросила Авалова.

Дворник пожал плечами.

– Вот уж, чего нет, того нет, – сказал он, – да я и на другое смотрел. У девицы этой меч в руках был.

– Меч? – переспросила Ксения.

– Ага, – кивнул дворник, – реальный такой меч. Стрелка того, когда из цирюльни взрывом вышвырнуло. Девица эта следом высочила. Я тогда меч и приметил. Ну а так известно, кто мечом то здесь орудовать может.

– Кто? – непонимающе спросил Кирсанов.

Дворник криво усмехнулся.

– Да знамо кто, – Агентесса северян, – бросил он, – «Арнис».

Ксения почувствовала, что в её спутнике закипает гнев.

– Сепары, – с яростью и пренебрежением проговорил он, – бандиты и убийцы! Ненавижу их!

– Ненависть слишком сильное слово, – сказала Ксения, – ты же говорил мне, что хочешь разобраться, а сам же употребляешь абсолюты.

Кирсанов фыркнул.