Девица выскочила из-за стола и стуча шпильками пошла в другой конец офиса, где виднелась дверь, одновременно делая знак идти за ней.

– Останьтесь здесь, – кивнула Наташа, Воротынцеву и пошла за секретаршей.

Девушка подвела её к двери, и сама легко постучала.

– Я занят, – раздался голос.

Невзирая на это, девушка открыла дверь.

– Рафаил Альбертович, это к вам.

Штайнман, как поняла Покровская, поскольку Школьникова звали по-другому, резко оторвал взгляд от компьютера и хотел ещё раз что-то объяснить секретарше, но увидев Наташу, тоже расплылся в улыбке.

– Наталья Владимировна, какая честь для нас, что столь известный человек, посетил наше скромное место служения искусству! Прошу вас.

С чего это он такой любезный, подумала Наташа, как-то это слишком вычурно.

Она не стала принимать приглашение и села в обычное гостевое кресло, попутно обозревая кабинет.

– Чем обязаны? – не снимая улыбки сказал Штайнман. – Если вы к Ефиму Алексеевичу, то его, к сожалению, сейчас нет, но я готов с удовольствием ответить на любые ваши вопросы, – он театрально хлопнул в ладоши, – совсем забыл, может быть кофе?

– А кофе нет!.. – влезла секретарша.

Штайнман развернулся и посмотрел на неё звериным взглядом.

– Найди! – шикнул он на девушку.

Секретарша поджала губы и скрылась за дверью.

Штайнман деловито потер руки.

– Итак, я вас слушаю.

Наташа вытащила из сумки фотографию Татьяны и положила её перед директором.

– Кто это? – спросил Штайнман, хотя по его помрачневшему лицу, он узнал девушку.

Наташа улыбнулась.

– Я веду проверку по делу Татьяны Козловской, – сказала она.

Штайнман пренебрежительно хмыкнул.

– А, студентка эта, да, помню-помню. Так нас подставила, что проблем теперь по самые помидоры, – он нервно шмякнулся в кресло, – и главное – такой проект интересный, масштабный и сумму под него неплохую выделили.

– А что за историю мне Татьяна рассказала на допросе про каких-то людей, которые не входили в съемочную группу, а им деньги будто бы выделили? – как бы наивно спросила Наташа.

Штайнман выпустил щеками воздух.

– Да не было никаких людей, там с документами просто путаница вышла, мы еще одного оператора хотели пригласить и деньги на него расписали, а он отказался, ну и мы деньги перевели на другие нужды.

Наташа сделала удивленное лицо.

– А почему же это не было отражено в отчете? – резонно спросила она.

Штайнман фыркнул.

– Потому что наш бухгалтер стащил у нас деньги и его арестовали, – сказал директор, – что же, по-вашему, мне нужно, чтобы она в СИЗО этот отчет делала?!

Наташа коротко улыбнулась.

– А что же вы так нервничаете? – спросила она. – По-моему поводов для паники нет никаких? Скажите, а вы действительно полагаете, что Татьяна украла деньги?

– Полагаю или не полагаю? это не юридические категории. Есть факты, на момент пропажи денег в офисе находились трое: я, Школьников и она. Не мы же у себя украли деньги? Или вы на это намекаете? Наташа приподняла бровь.

– Я ни на что не намекаю, – спокойно сказала она, – я провожу проверку и мне необходима вся картина дела.

Штайнман снова фыркнул.

– Картина дела такова, что наш бухгалтер украл деньги, причем не наши, а государственные и мы компенсировали недостачу, между прочим, из своего кармана.

– Неплохой у вас карман – заметила Наташа – Скажите, а данные оператора у вас остались?

Штайнман покачал головой.

– Естественно, нет, – сказал он. – Мы не храним данные недобросовестных кадров.

– Интересно, – сказала Наташа, – как это у вас быстро, один раз заболел – и уже недобросовестный кадр?

– Представьте себе, и так тоже бывает, – отрезал Штайнман, – если хотите вы можете обратится на студию Петрофильм, они их могут помнить, – у него запикал, какой-то аппарат, встроенный в рабочий стол, – а теперь извините у меня дела и мой вам совет, бросьте это дело ничего хорошего оно не принесет ни вам ни Козловской.

Наташа белозубо улыбнулась.

– Я, пожалуй, так и сделаю, зачем нужны проблемы, когда можно заниматься более приятными вещами, не правда ли? Спасибо, что нашли время со мной встретиться. Мне уже более-менее понятна ситуация, но знаете ли… мать всё-таки. Прошу прощения за беспокойство.

Девушка в изысканных выражениях попрощалась, пожелав всяческих успехов и вышла из кабинета, оставив Штайнмана в сильном волнении.

Если бы кто-нибудь сторонний увидел сейчас режиссера Школьникова, он бы сразу понял, что тот явно недоволен жизнью. Для этого было достаточно посмотреть на его кислую мину. Весь разговор Штайнмана с Покровской режиссер наблюдал по специальной внутренней камере, и, надо сказать, особого удовольствия от её визита, он не испытал.