– Жалко, – опечалился добрый молодец. – Может, хотя бы припомните, что в ней было написано?

– Может, – согласилась я и наморщила лоб, вроде как усиленно вспоминая. А что там было вспоминать, когда я злосчастную записку наизусть вызубрила. Только не желала это демонстрировать, а то майор, начитавшийся моих писем к Парамонову, возьмет да и решит, будто я до сих пор по нему сохну. – Н-ну… Там было всего несколько слов. Что-то типа:

«Был, но не застал, заскочу завтра».

– Но не заскочил?

Я постаралась, чтобы голос мой звучал как можно более равнодушно:

– Честно признаться, я его особенно и не ждала. Может, он приходил, когда меня не было, я ведь с работы раньше семи не возвращаюсь.

Кажется, это называют ложными показаниями, потому что вы не хуже меня знаете, как все было на самом деле: я полдня проторчала дома, поджидая Парамонова. Но ведь в главном я не соврала – он ко мне так и не пришел.

– Понятно, – процедил сквозь зубы озабоченный парамоновским исчезновением майор. – Ну а день, когда вы обнаружили в почтовом ящике эту записку, надеюсь, не до конца стерся из вашей памяти?

В его голосе мне почудился подвох, а потому я посмотрела на голубоглазого повнимательнее, однако его смазливая физиономия оставалась непроницаемой.

– Не стерся, – буркнула я недовольно. – Это было несколько дней назад. Сейчас точно скажу. – Я сходила в прихожую полюбоваться настенным календарем, а вернувшись, отрапортовала:

– Седьмого, во вторник.

Майор задумчиво почесал затылок:

– Седьмого, м-да… А исчез он восьмого. Что ж, все совпадает.

Парамонов исчез восьмого, ну и дела! В тот самый день, на который я назначила акцию возмездия. Теперь мои «томагавки» заржавеют, не иначе. А если серьезно, то все это как-то… нереально, что ли. Словно Парамонов только для того и вынырнул из глубин затянутого тиной прошлого, чтобы тут же бесследно раствориться в тумане неизвестности. Думайте что хотите, но от всей этой истории попахивало виртуальностью, что ли… Хм, если виртуальность имеет запах, цвет и так далее.

– А теперь я повторю свой первый вопрос, – назойливо вклинился в мои размышления майор Сомов. – Я хочу знать о Парамонове все, что знаете о нем вы. Все.

– Например? Вот привязался!

– Например, то, что вас с ним связывает. Ведь зачем-то он к вам явился через десять лет.

– Нас? С ним? – Со мной случился приступ истерического веселья. – Ну раз это вас так интересует и раз уж вы этого не поняли из моих писем, то я вам скажу, я вам скажу, что нас связывает. Горячая любовь во времена дешевой колбасы, вот что! Если вы еще помните, какие цены были в восемьдесят девятом году. – Выпалив эту глупость, я уставилась на голубоглазого, чтобы не упустить его реакции.

Она, эта реакция, оказалась на редкость спокойной:

– И все? Ну и хам!

– А вам что, мало?

Добрый молодец и не думал смущаться:

– Может, было что-нибудь еще?

Например, какие-то деловые отношения или денежные?

На что он, интересно, намекает? На какие такие денежные отношения? Да когда Парамонов жил у меня, он был гол как сокол и сидел на моей шее, свесив ножки. Он самозабвенно корпел над своей диссертацией, имея за душой аспирантскую стипендию, вылинявшие джинсы да ту самую безрукавку, от которой я избавилась, разгребая завалы старого тряпья.

В общем, я рассвирепела:

– Да что вы такое несете? Какие денежные отношения? Вы хотя бы имеете представление, о ком мы говорим? Мы ведь говорим о Парамонове, а он и деньги – вещи несовместимые, как гений и злодейство! – Я саркастически расхохоталась, по крайней мере, мне очень хотелось в это верить. – Да когда он вошел в эту дверь, – я театрально указала перстом на прихожую, – у него носки были дырявые, как… как дуршлаг!

(По-хорошему, Парамонов в эту конкретную дверь никогда не входил, поскольку наш непродолжительный роман протекал вне этих стен, а точнее, в той квартире, которую я оставила своему бывшему супружнику, просто меня захлестнули эмоции.) – В таком случае с тех пор в его жизни очень многое переменилось, – загадочно обронил в ответ голубоглазый майор, которого моя патетическая эскапада нимало не тронула. – Теперь, он весьма состоятельный человек, даже по американским масштабам.

Я глупо захлопала ресницами:

– А при чем здесь американские масштабы?

Надо отдать ему должное, он не стал меня томить и выдал просто и обыденно, словно речь шла о чем-то таком, что случается с каждым и буквально на каждом шагу:

– Видите ли, ваш Парамонов давно живет в Штатах, занимается фундаментальными исследованиями в крупном университете и вполне преуспевает, точнее, преуспевал до приезда в Россию. Ну знаете, все эти причиндалы «их» жизни: собственный дом, счет в банке, пара-тройка машин. Не знаю, чего ему там не хватало, но неделю назад он объявился в Москве, поселился в «Марриоте», а потом пропал. И что с ним сейчас – неизвестно.

Я так и села, как в прямом, так и в переносном смысле. Мне еще повезло, что стул оказался рядом, иначе я бы рухнула на пол.

– Не может быть, – прошептала я, уставившись прямо перед собой. От такой новости у меня захватило дух похлеще, чем на американских горках.

– Теперь я вижу, что вы и впрямь десять лет не имели от него вестей, – констатировал голубоглазый.

Теперь? А раньше? Раньше он, выходит, не был в этом уверен? Думал, будто я плету какие-нибудь интриги или, того хуже, прекрасно осведомлена, где сейчас Парамонов? Да не воображает ли он, что я прячу этого свежеиспеченного американца под кроватью?