– Что? Это статья обо мне! – Толик нетерпеливо выхватил у нее из рук журнал. – Я тебе ничего не рассказывал, терпел, чтобы не сглазить. У меня перед самым Новым годом интервью брали. В институт приезжали, представляешь? Нормальный журналист попался, толковый, в баскетболе как бог разбирается, вот смотри, что он тут обо мне пишет: «Мяч в его руках движется по сложной орбите, неуловимой для противника. Имея такого надежного центрового, тренер должен пересмотреть стратегию игры команды… Мы будем с удовольствием следить за его дальнейшими успехами…» Или вот: «Если Агапов будет постоянно работать над собой и откажется от некоторой опасной рисовки, он в скором будущем сможет потеснить таких маститых снайперов, как Андрей Кириленко». Представляешь, меня с Кириленко сравнивают, а ведь он у нас пока что единственный в НБА!

Тусю затошнило от цитат и сравнений. Вот, значит, что они так шикарно отмечают!

– Не только, – твердо сказала она и напомнила: – Тебе вот тут советуют отказаться от опасной рисовки. Кроме того, ты, как Кеньон Мартин из «Нью-Джерси Нетс», должен завязать с техническими фолами в решающий момент, и еще тебе рекомендуют почаще делать пас, когда один из твоих товарищей в выгодном положении.

– Ничего похожего за мной не водится, – обиженно отозвался Толик. – Просто я всегда настроен на победу. И если я вижу, что…

– Между прочим, это уже давно за тобой водится, – перебила Туся, понимая, что час настал и больше оттягивать разговор нельзя, иначе будет поздно что-либо исправлять.

– Что это водится? Говори толком.

– «Яканье». Я да я. Я забил, я сделал, я сказал, я пообещал, я обнадежил…. А знаешь, как ты раньше в школе говорил? Ты говорил «мы».

– Мы?! – нижняя губа Толика презрительно оттопырилась. – «Мы» говорят только Лизкины редакторы, императоры и больные солитером.

Туся видела, что он начинает злиться, но она знала, что отступать нельзя. Эту заразу нужно вырвать с корнем.

– И еще «мы» говорят, когда чувствуют себя в команде.

– А разве я не в команде? – Толик, скрипнув стулом, подался вперед. На щеках его выступил румянец, словно его уличили в чем-то крамольном. – Я к тебе с этой статьей бежал, думал радостью поделиться, а ты со своими нравоучениями прилипла. – И неожиданно спросил: – Как ты думаешь, почему меня выбрали для этого интервью? Да потому что я на самом деле лучший! И я всего добился сам, без всякой помощи, собственным трудом и талантом! Да если хочешь знать, я…

– Вот видишь, опять я! Меня! – не удержалась Туся от справедливого упрека, и неожиданно у нее с языка сорвалось: – Противно смотреть, как ты себя любишь!

Потрясенная, она смотрела в его леденеющие глаза. Она не хотела его оскорбить, но роковые слова были сказаны, и уже никакая сила не могла их вернуть назад.

– Ах, тебе противно?! – Толик откинулся на спинку стула и с неприятной усмешкой окинул ее взглядом, как будто впервые увидел: – Слушай, кем ты себя возомнила? Тоже мне, служительница Мельпомены! Сидишь тут со своими мнениями и рассуждениями. А что ты на самом деле сделала, чтобы быть особенной? Ну что? В сериале снялась у своего отчима?

– Ты взял плохой тон, – предупредила Туся.

– Я взял плохой тон?! Ну-ну! – запальчиво откликнулся Толик. – А вообще, знаешь что? Раз уж так все повернулось, давай-ка сделаем перерыв, возьмем, так сказать, тайм-аут в наших отношениях, пока они окончательно не испортились. Ты от моего гипертрофированного эго отдохнешь, я от твоих претензий ко мне. О’кей?

О’кей? В смысле – договорились? Туся могла ожидать чего угодно от этого разговора, она знала, что он окажется нелегким, но чтобы Толик сказал такое! В желудке у Туси стал подрагивать какой-то отвратительный комок, и все же она смогла изобразить на лице беззаботную улыбку: полгода уроков театрального мастерства в студии не прошли для нее даром.

– И сколько же, по-твоему, должен продлиться этот тайм-аут? – поинтересовалась она.

– А это как получится.

– Ну что ж. – Улыбка на лице Туси стала ослепительной. – Не вижу в этом ничего страшного! Я взрослая девочка. Я смогу это пережить!

– Ну и кто же теперь «якает»? – криво ухмыльнулся Толик, сверля ее непримиримым взглядом.

– Вот и побеседовали. – Туся взяла сумочку, поднялась. Толик не шелохнулся. – Смотри не сбейся с предначертанного пути, Титаник! – сказала она напоследок и пошла к выходу.

Обида подстегивала ее, помогала держать спину прямо и делала ее походку изящной и легкой. Она думала, что вот сейчас Толик ее остановит, догонит, скажет: «Что же мы с тобой делаем?» Ничего похожего не случилось. Туся продолжала идти, смутно различая дорогу между столиками. Она была слишком оглушена, чтобы прислушаться к внутренним ощущениям, и только одна мысль назойливо вертелась в голове: «Как быстро нам удалось разрушить то, что еще час назад казалось незыблемым».

Толик смотрел Тусе вслед, сжав зубы. Он не собирался бежать за ней, как она, по всей видимости, ожидает. В эту минуту ему было все равно, куда она пойдет. Он кипел от возмущения. Сегодня она переступила черту, и, если он не поставит ее на место, покоя ему в этой жизни не будет. Она и так из него разве что только веревки не вьет. «Толик, то! Толик, се!» А он и рад стараться. Стелится, как мох под ногами. Взять хотя бы последний случай, когда у Светки стащили эту статуэтку – семейную реликвию. Он как ненормальный носился по Москве, занятия прогуливал, едва успевая на тренировки, и все потому, что его милой взбалмошной Тусе пришла в голову мысль самим пуститься на поиски этого «Поющего ветра»! Опять решила в «Сыщик, ищи вора» поиграть. Нет, хватит! Может, она и королева, но он не собирается дважды наступать на одни и те же грабли и становиться ее безмолвным пажом. Все это в прошлом. Все изменилось. Они повзрослели, и теперь – они или на равных, или никак. И она первая должна это понять. К горлу Толика подступил комок. Он подозвал официанта и заказал водки.