Самое удивительное — никакого собеседования в традиционном варианте и не состоялось. Просто мы поднялись наверх по мраморной лестнице, вошли в кабинет с высокими потолками. Чтобы догадаться, что это приемная солидного начальника, особого ума не требовалось. Потом банкир хозяйским жестом распахнул дверь с надписью «Генеральный директор», а меня оставил наедине с секретаршей, молодой фифой с холодными изумрудными глазами и тщательным маникюром.

Через минуту телефон на секретарском столе зазвонил, фифа подняла трубку, елейно произнесла: «Да, Юрий Иваныч», посмотрела на меня, сказала еще раз: «Да, Юрий Иваныч» — и опустила трубку на рычаг. Потом выдвинула ящик стола, достала из него какую-то бумагу и придвинула ко мне:

— Заполняйте.

Листок оказался анкетой с достаточно банальными вопросами: фамилия, имя, отчество, год рождения, образование, адрес и так далее. Я тщательно ее заполнила, а когда подняла голову, поймала надменный взгляд фифы, которая с любознательностью юного натуралиста рассматривала мои грязные ногти. Она забрала мой листок, сунула в красную папку и, крутанувшись на стуле, вперилась в экран компьютера, с этой минуты не обращая на меня никакого внимания.

Я сидела и, тихо злясь, посматривала на дверь с табличкой «Генеральный директор», не зная, что мне делать дальше. То ли встать и уйти, то ли дожидаться банкира. В конце концов, он мог бы быть ко мне и повнимательнее после того, как я битых два часа носилась с чайником, приводя его в чувство на пару с Нинон.

Наконец дверь отворилась, в нее боком протиснулся Остроглазов, а за ним совершенный пацан в дорогом костюме и очках в модной золотой оправе, такой акселерат-призер детско-Юношеских математических олимпиад. По тому, как подобострастно уставилась на акселерата фифа, я поняла, что он-то и есть Юрий Иваныч, мой будущий шеф, если, конечно, его устроит моя анкета. И что творится на свете, люди добрые?! В прежние времена этот Юрий Иваныч был бы в лучшем случае самым младшим научным сотрудником в каком-нибудь пыльном НИИ и по поручению старших товарищей гонял в ближайшую булочную за пирожками.

Остроглазов и акселерат обменялись в приемной дружеским рукопожатием, потом акселерат панибратски похлопал печального вдовца по плечу, сказал со смешком: «Все, договорились, за тобой рыбалка» — и, пятясь задом, скрылся за дверью своего кабинета. Банкир бросил рассеянный взгляд на фифу, потом на меня и поманил за собой. И это все собеседование, так надо полагать? Я взлетела со стула, будто меня пружиной вытолкнуло, и шмыгнула вслед за ним.

Уже на мраморной лестнице Остроглазов меня просветил:

— Считайте, что вы приняты. Только работать начнете с сентября, когда они штатное расписание утвердят. Вы им телефон свой оставили?

— Указала в анкете, — клацнула я зубами.

— Тогда все в порядке, — заверил он и прибавил шаг. На нижней ступеньке притормозил и оглянулся. — Могу подбросить вас к вокзалу, если вы прямо сейчас собираетесь возвращаться в Дроздовку.

Я отрицательно замотала головой:

— Не стоит, я, пожалуй, прежде забегу ненадолго домой.

— Дело ваше, — равнодушно молвил банкир и был таков.

Черный лимузин резво сорвался с места и в мгновение ока скрылся за поворотом.

Я ненадолго забежала домой, чтобы захватить кое-что из одежды, раз уж мое пребывание у Нинон затягивалось на неопределенное время. Между прочим, я положила в сумку купальник, чтобы, пользуясь случаем, хоть немного позагорать. Да, чуть не забыла, в прихожей на тумбочке лежало для меня письмо. Из Барнаула. Я сразу сообразила от кого: от двоюродной племянницы моего бывшего мужа (подумать только, все у меня бывшие: и муж, и любовник), той самой девчушки, что поздравляла меня со всеми праздниками, вплоть до Дня Конституции, обращаясь ко мне «дорогая тетя Женя» и подписываясь «Светик».

Усмехнувшись, я распечатала письмо и наскоро пробежала его глазами. То, что я из него узнала, повергло меня в некоторое смятение. Во-первых, я с удивлением уяснила, что «Светик», обладавшая круглым детским почерком, полтора месяца назад окончила школу, во-вторых, что эта самая двоюродная племянница зачем-то собиралась в Москву и спрашивала, может ли она остановиться у меня. Только этого мне и не хватало! В конце концов, почему бы этой девице не обратиться с такой трогательной просьбой к своему дядюшке, который тоже живет в Москве и, между прочим, в отличие от меня, не в коммуналке, а в отдельной квартире?

Я распалила себя до такой степени, что даже решилась позвонить Ивану, чего не делала ни разу с самого нашего развода, хотя он и оставил мне свой телефонный номер. Пожалуй, пришел момент воспользоваться его любезностью. Уже кончив крутить телефонный диск, я сообразила, что Ивана я вряд ли застану дома в такое время — наверняка он на работе.

Мои опасения подтвердились умилительным детским голоском, громко сказавшим в трубку:

— Але, але!

Я даже трубку от уха отодвинула и растерянно спросила: