— Нет, — тихо ответил Леонид, все еще следя за реакцией Виолетты, которая сидела с приоткрытым ртом, внимательно слушая Веру.

— Мальчика зовут Александр. Ему только один месяц. Он сейчас находится в детском доме. Если ты не поспешишь заявить о своем праве на сына, не сделаешь тест на отцовство, его увезут из страны. Скорее всего, в Финляндию заберет брат Каримова или в Германию, если отдадут матери и отцу Дмитрия Ивановича.

Вдруг Виолетта резко встала, подошла к бюро, выдвинула верхний ящик, достала сигареты и, жадно затянувшись, стала ходить по мастерской взад-вперед, неожиданно широкими шагами, как мужчина.

— Что тут думать? — громко заявила она, не глядя ни на кого, как будто разговаривала сама с собой. — Если это сын Леонида, то нужно его усыновлять. Мы же не можем отдать ребенка чужим людям, если у него жив родной отец? Правда, дорогой? — женщина резко остановилась напротив Ленчика и впилась в его лицо глазами.

Леонид на лету схватил, указанное направление мыслей, и продолжил слова Виолетты:

— Конечно, конечно, я очень рад, что у нас будет сын. Наследник, так сказать, моего таланта! Правда, Виолетточка?

Но Виолетта уже была занята другим вопросом. Она докурила сигарету, затушила прямо в подставку для красок, села напротив Веры и, снова превратившись в милую гостеприимную хозяйку, ласково спросила:

— Вера Ильинична, значит мальчик наследник компании Каримовых, не правда ли?

Вера, все больше разочаровываясь в своем поступке, сказала, стараясь быть спокойней:

— Если Леонид сделает тест и действительно окажется отцом, то мальчик лишается наследства, как сын Каримова.

— Но ведь Мария Каримова имела треть акций компании мужа, не так ли? Кроме сына и престарелых родителей у нее никого нет. Значит, сын унаследует треть компании Каримовых? Я верно мыслю?

— Вы хорошо осведомлены, — сказала Вера и резко встала. — Глеб, я думаю нам больше нечего здесь делать.

Глеб подошел к Вере и взял ее под руку, видя, что она с трудом сдерживает себя.

Они попрощались и вышли за дверь. В машине Вера не выдержала и заплакала.

— Бедный мальчик, — говорила она сквозь слезы. — Что же нам сделать для него? Мне кажется, это не та семья, которая будет любить и заботиться о нем.

Потом немного успокоившись, достала салфетку и вытерла слезы, повернула к Глебу свое заплаканное лицо:

— Глебушка, поедем в детский дом. Шурика поместили туда же, где была наша Катюшка. С директором я хорошо знакома. Может быть, разрешит нам посмотреть на мальчика.

— Поедем, — сказал Глеб. — Только ты успокойся, иначе нас не пустят.

Директор детского дома Людмила Тимофеевна Скворцова встретила Веру с распростертыми объятьями. Вера много помогала детдому, когда шел процесс усыновления Катюшки. Но, услышав просьбу — увидеть Шурика Каримова, Людмила Тимофеевна сначала заартачилась.

— Видите ли, Верочка, на посещение ребенка нужно разрешение опеки. Тем более сейчас. Сразу три заявителя подали заявление на усыновление или опеку сына Каримовых. Могут быть неприятности, если узнают, что я пускаю к младенцу чужих людей.

— Я Вас умоляю. Это сын моей близкой подруги. На одну минуту. Я только посмотрю на него и сразу же уйду.

— Ну, хорошо, — сдалась Людмила Тимофеевна. — Только пойдете со мной. Пять минут не больше. Вот, — открыла она дверцу шкафа, — возьмите халаты, бахилы и маски.

Вера обняла Людмилу Тимофеевну:

— Спасибо Вам, спасибо. Я никогда не забуду Вашу доброту.

— Ладно, ладно, — отбивалась директор. — Идемте за мной, только тихо.

Вера и Глеб шли следом за директором детского дома по мягкому коридору, устланному толстой ковровой дорожкой. В детдоме был тихий час. Палата грудничков находилась в самом конце. По мере приближения к ней все отчетливей слышался надрывный плач младенца. Вера схватила за руку Глеба:

— Это Шурик! — сказала она тихо, в отчаянии глядя на него.

Первой зашла в палату Людмила Тимофеевна и спросила нянечку, тщетно пытавшуюся успокоить малыша:

— Что опять плачет?

— Да, два часа уже орет, не переставая, — ответила та, тряся кроватку. — Вон, какой красный. Чего доброго грыжу себе накричит. Прямо не знаю, что с ним делать? Ест плохо, укропную воду плюет. Может живот пучит, может по мамке страдает?

— Ну, вот Ваш герой, — сказала директор, обернувшись к Вере и Глебу, заглядывающим в дверь.

Вера, едва сдерживая слезы, подошла к нянечке.