В общем, спор состоял в том, что разбойники горели желанием узнать, что было дальше, а их начальник, хоть и тоже горел, но возражал, ибо на то он и главный, чтоб за всех думать. Главарь утверждал, что если они задержатся в Салисе, то опоздают на торги, а разбойники отвечали, что ничего не случится, они очень даже успеют. Предводитель в ответ возражал, что – как же быть с пленницами, разбойники же объясняли в подробностях, и весьма убедительно, каким именно образом они не дадут нам сбежать. В конце концов главарь таки сдался, и очень скоро я поняла, что к моим мучениям добавится еще и необходимость глядеть на эту их баснь.

Мы выехали на дорогу, которая могла быть только Вессирским путем, настолько она была торная и широкая. Чтоб не палиться, нашу клетку бандиты спрятали в лесу. Нам же завязали руки за спиной и накинули плащики, дабы выглядело это – дескать, девчонки просто любят руки за спиной держать. К каждой из нас приклеился бандит – ни дать ни взять влюбленные парочки. Под накинутым на меня плащом разбойник держал нож, упертый мне в бок. То же самое с Барбарой. Стоит нам пикнуть, сказали разбойники, только вот намекнуть на то, что мы собираемся позвать на помощь или сбежать, и нас тут же прирежут.

Барбара радовалась, как дитя на прогулке.

По Вессирской дороге туда и сюда шныряли посыльные, купеческие обозы, конные стражники, а также важные господа в нарядных повозках. Большинство направлялось в Салис, и у городских ворот образовался затор. Ибо, по распоряжению градоначальника, въезд повозок в город ограничивали, дабы не создавать там столпотворение, и проезжали лишь те, у кого было разрешение. Разбойники же, довольно удачно прикинувшиеся овцами, отогнали свою и мою телеги на особую стоянку у ворот и получили круглую деревяшку с печатью, по которой они могли забрать имущество на обратном пути.

Вместе с толпою народа мы направились на площадь, где должно было состояться представление, а я знай себе глазела по сторонам. Город весь был сложен из серого камня, а до чего ж здесь было много людей и какие высокие дома! Приходилось задирать голову, чтобы разглядеть небо, а меж тем улицы временами становились такими узкими, что река народу, чтоб протечь в это узкое горлышко, превращалась в тонкий ручеек. Изрядно воняло, и знай следи, чтоб не вступить в гнилой капустный лист или еще чего похуже. Я пыталась запомнить дорогу, но в бок мне колол кинжал, разбойник волок меня вперед, так что вскоре я утратила чувство направления и следила только за тем, чтоб удержаться на ногах, да чтобы мой спутник ненароком меня не поранил.

Мы вышли на большую площадь, которая была вся запружена народом. Разбойники теряться не стали и принялись пропихиваться к скамейкам, расставленным возле подмостков. Там уже были зрители, но свирепый вид разбойников быстро освободил для них места с лучшим видом. Мой сторож сел рядом со мной, второй – рядом с Барбарой, отделив меня от нее. Прочие расселись впереди и позади от нас. Протрубили трубы, и на площади воцарилась тишина. Представление началось.

Люди в приличных одеждах, с одной стороны, и в лохмотьях, с другой, принялись драться. Сеча была жестокая: один за другим сражающиеся погибали с громкими стонами и проклятьями. Выжил только один: печально озирая побоище, он рассказал нам, что, мол, погибли все защитники родимой сторонушки, и двигается супротив нас рать несметная невидимых демонов, а противостоять им более некому. Так что каюк нам пришел. Сделав этот вывод, воин, прихрамывая, уковылял за занавеску. Зрители принялись громко хлопать в ладоши. Многие, в том числе мой сторож (по-прежнему тыкавший в меня ножиком), утирали слезу.

Занавеска задернулась, за ней повозились и отдернули снова. Теперь перед нами предстала богато убранная горница какой-то важной особы. Нарядные мужик и баба долго собачились, потом баба врезала мужику по лицу, а он поцеловал ей руку, и они стали миловаться так что аж срамота. Я огляделась. Все как один пялились на них, раскрыв рты, и плакали.

Поехали дальше. Еще раз задернули и отдернули занавеску. Теперь показывали вроде как берег моря с каким-то вечем. На большом камне стоял лохматый мужик в броне и, тыча пальцем в море, обвинял какого-то другого мужика. Тот не пытался оправдываться, а вид хранил суровый и невозмутимый (я так поняла, это и был тот знаменитый Нахер) и только лениво отбрехивался. Народ его поддерживал. Тут вдруг вообще на ровном месте тот первый возьми и достань меч, да и снеси первому голову. Я так и не поняла, как они это показали, но смотрелось точь-в-точь взаправду. Кровища (или что там было вместо нее) залила подмостки, второй упал, а первый давай орать, потрясая мечом, дескать: вот я молодец какой! Народ – который зрители – взревел и давай орать на этого первого: ты, мол, что наделал! А ну давай нам второго обратно сюда!

Я покрутила головой. Разбойники, подобно всем остальным, вскочили на ноги и орали чего-то тому мужику с мечом. Так возмущались, что про нас с королевой забыли. Луч надежды засиял передо мной. Я наклонилась к Барбаре:

– Пошли быстрей.

– Куда? – захлопала она ресницами.

– Да куда угодно! Прочь отсюда.

– Меня спасут, – спокойно ответила Барбара и уставилась на сцену. Ей явно хотелось досмотреть представление.

Ну и дура. Я выскользнула со своего места и давай бороздить толпу, что твой лосось, идущий на нерест.

Хорошая мысля всегда опосля. Мне бы, по умному, затеряться в толпе, а потом тихонечко улизнуть, спрятавшись за чьи-нибудь спины, но тогда я впопыхах сглупила. Слова Барбары насчет того, что «Баснь» смотрят если не все, то почти, были справедливы. Улицы пустовали, и даже стражникитаращились на подмостки. Я вывинтилась из толпы и заметалась. Я совершенно не помнила, откуда мы пришли. План, созревший у меня в голове, когда мой сторож вскочил и забыл про меня, был прост: я возвращаюсь к воротам, угоняю телегу и дую по Вессирскому тракту по направлению к Варенцу. Я совершенно упустила из виду, что не помню дороги, что телегу, да и лошадь, без круглой деревяшки мне не отдадут. А если мне и удастся украсть «Палладу» или коняшку, в погоню за мной кинутся не только разбойники, но и городская стража.