– Как смеешь ты, подлец, утверждать, что государь наш, Николай Павлович, мёртв? Да я тебя за такие слова прямо здесь прикажу выпороть так, что язык к горлу присохнет.

– Бояре царя убили!
– заорал вдруг купчина вырываясь из рук жандармов. Те, впрочем, видали и не такое, держали крепко.

Полковник успокоил Сапогова по-своему, ударом кулака выбив тому несколько зубов. Купец обмяк.

– Ваше высокоблагородие, - заикаясь обратился один из унтеров. Там это...вы бы посмотрели сами, господин полковник.

Тот посмотрел на унтера, потёр кулак, слез с коня и прошёл в дом.

– А сейчас пистолеты при вас?
– прошептал Безобразов на ухо Пушкину.

– Да, Пётр Романович. А что?

– Оглянитесь, кузен.

Их отряд, при всей своей многочисленности а может и благодаря ей, вызвал двойственную реакцию среди захвативших Невский людей. Пока они шли никого не трогая, их словно не замечали. Но стоило задержаться и проявить силу, как поодаль стала собираться толпа.

Полковник вышел из здания, подошёл к осевшему купцу, молча достал пистолет, взвел курок и выстрелил тому в голову.

– Всех приговариваю к смертной казни.
– сообщил жандарм.
– братцы, ставьте их прямо к этому дому.

Солдаты споро подняли задержанных и прислонили к стене.

– Именем....
– полковник запнулся. То что он собирался сделать превышало его полномочия, но выход был найден.
– Приговариваю вас к смерти.
– просто сказал он.
– Первое отделение! Ружья наизготовку. Целься. Пли.

– Убивают!!
– нечеловечески громко закричал один из приговоренных за мгновение до того как тяжёлая ружейная пуля погасила его сознание.

"Прощай, Егор Иванович. Понесла тебя нелегкая. А дворянина бы не расстреляли, - заметил себе Степан, - ещё один довод в пользу получения сего звания ... хм...а как они определяют кто дворянин, а кто нет? По одёжке? Да ведь уйма мелкопоместных выглядят как те же крестьяне. На слово верят. Есть преимущества и в этом. Но может стоит удостоверения ввести? Наподобие студенческих билетов, ахаха. И ежегодно свежая печать! Надо шепнуть царю-батюшке, порядок он любит."

– Придётся пробиваться, господин полковник.
– указал Безобразов на все растущую людскую массу.
– До Аничкова около версты.

– Что с того? Думаете эти люди посмеют остановить нас?

– Пётр Романович прав, - заметил Пушкин, - во всяком случае нужно быть готовыми.

– Смести картечью первые ряды, остальные разбегутся.
– буркнул полковник известные слова корсиканца.

– К сожалению, у нас нет артиллерии. Но может дружный залп остудит головы? Смотрите, они приближаются.

– Сперва они должны ослушаться словесного увещевания.

– Да, но...

– Не юнкер, понимаю. Построиться! Ружья наизготовку!

Масса людей действительно приближалась.

– А ты что скажешь, Степан?

– Да то же, что и господин полковник.
– пожал плечами мужик.
– Говорят, что толпа аморфна. Шарахнуть по ним из всех стволов, да и дело с концом.

– Аморфна? Вряд ли господин полковник использует подобные слова. Но раз и ты так считаешь..

– Стрелять по моей команде.

– Господин полковник, взгляните, там полно детей.
– шепнул командиру один из жандармских офицеров.

– Сам вижу, - так же шёпотом ответил полковник, - но сейчас это не дети. Ясно?

– Так точно.

Жандарм стиснул зубы. Количество совсем ещё мальчишек, радостно принимающих деятельное участие в творимых безобразиях, бросилось в глаза. Множество учеников, подмастерий, да и просто беспризорников обитающих на окраинах города, привнесли свою энергию в беспорядки. Грязные, чумазые, плохо одетые, они с упоением подхватывали все что плохо лежит, пролезали везде где только можно, пили вино наравне со взрослыми.

Полковник выехал вперёд, обнажив саблю. Что именно он собирался сказать всем этим гневно выкрикивающим нестерпимые оскорбления людям осталось неизвестным. Жандарм вглядывался в лица бунтовщиков и слова застревали в его горле. Ему почудилось, что всё это и не люди вовсе, а какое-то чудовище ползёт на него. Наконец он развернул коня, молча проехав сквозь ряды построенных в три шеренги стрелков и бросил одно слово:

– Пли!

Залп из почти двух сотен ружей оглушил Степана. Он закашлялся от дыма. Где-то впереди, за пределами резко уменьшившейся видимости раздавались крики боли и ярости.