Он не хочет меня видеть. Не хочет меня слышать. Наверно, он меня разлюбил. А может жалеет о том, что пожертвовал ради спасения моей жизни своей свободой. Своей карьерой. Своим бизнесом. Да. Наверное, он жалеет.

Глаза начинает щипать, а в горле ком.

— Мамь. Хватить.

Ребенок накрывает ладошкой ведро, где уже образовалась огромная горка.

— Ой. Прости малыш. Задумалась.

— Постучимь.

— Да. Да. Конечно.

Мы переворачиваем ведерко и начинаем стучать по его донышку, приговаривая:

— Сим-салабим-рахат-лукум.

Убираю ведро, и сыночек хлопает в ладоши. Поднимает голову. Смотрит куда-то через плечо и вдруг выдает:

— Папа!

Оборачиваюсь. Глаза слепит еще прохладное солнце. Пытаюсь вглядеться в одинокую мужскую фигуру. Но он стоит далеко. Да и солнце… В любом случае это вряд ли.

— Нет малыш. Это не папа. Это просто… дядя незнакомый.

— Папа! — не унимается ребенок и подскакивает на ножки да так шустро, что я не успеваю его поймать.

Подрываюсь следом, но запинаюсь о бортик песочницы. Падаю, а сын тем временем лихо минует все преграды, словно у него крылья появились и несется к незнакомцу.

— Тима! Стой! — ору ему, но добежать не успеваю.

Мужчина видимо на автомате подхватывает ребенка и прижимает к себе.

— Простите, пожалуйста, — торможу перед ним запыхавшись, — ребенок просто перепутал. Маленький еще, — строго на сына смотрю, — Тимур! Это не твой папа. Нельзя так просто залезать на руки к незнакомцам.

— Незнакомцам? — знакомый голос бьет по мозгам, — значит, вот кто теперь я для тебя. Понятно. Бывший зек, да еще и без денег. Естественно, кому такой нужен.

Ноги теряют опору, и я едва не падаю на землю, но сильные руки не дают. Он держит и меня, и сына так легко, словно мы ничего не весим. Мой единственный мужчина. Моя единственная любовь.

— Марат, — выдыхаю, пытаясь вглядеться в знакомые и в то же время чужие черты лица.

Но перед глазами все плывет от выступивших слез.

— Па-па! — пронзительно кричит Тимка прямо нам в уши.

— Мои любимые, — еще крепче прижимает нас к себе Марат, — никому вас больше не отдам.

Меня словно прорывает, и я начинаю рыдать. Знаю, что не красиво. Знаю, что пугаю ребенка, который теребит рукав отца и просит «мама не пвачь».

— Это слезы счастья, — пытаюсь успокоить я его, — не волнуйся.

— Значит, все-таки рада меня видеть? — хмурит брови Марат.

— Дурак! Как же иначе?

— Мама! Не обживайся на папу! — возмущается сын.

Тоже мне заступничек. Сговорились уже. Вырываюсь из объятий. Шаг в сторону делаю. Не звонил. Встречаться со мной не хотел. А теперь приехал, как ни в чем не бывало. Думает я его с распростертыми объятиями тут ждала.

Блин. Ждала, конечно. Очень-очень. Но за то, что заставил меня так волноваться, он должен ответить.

— Тима, иди к маме на ручки, — свои протягиваю.

— Ни качу! — мотает головой ребенок.

А Марат лишь сильнее прижимает его к себе.

— Ах, вы!.. Сговорились значит!

Разворачиваюсь и начинаю уходить. Но громкое «мама» тормозит. Никуда я, конечно, не уйду. Никуда не денусь. Пока мой сын у него. И Марат об этом прекрасно знает. Не зря ведь так улыбается.

Стукнуть бы его по башке! За то, что так волноваться заставил. За то, что совершенно о моих чувствах не думает. За то, что так сильно люблю его до сих пор.

— Ань, ну, не глупи. Домой пошли.

Я еще дуюсь, но иду рядом. Погруженная в свои мысли, во внезапное возвращение Марата, не сразу замечаю, что мы идем не туда. Не в сторону маминого дома, который для нас с Тимуркой стал родным. А совсем в другом направлении.

— Марат, куда мы идем? — торможу слегка, — дом моей мамы в другой стороне.

— А мы не идем в дом твоей мамы. Мы идем к нам домой.

— К нам домой, — на автомате повторяю, — я не поняла. Что это значит?

— То и значит, мышка. Пора тебе уже жить в своей норке со своим страшным котом.

— Мама мыфка! — хохочет Тимур.

— Марат! — шиплю на него, — давай при сыне ты не будешь давать мне свои прозвища. Ты чему вообще ребенка учишь?

— Учу его самому важному. Всегда забирать свое.

— Ну, это мы еще посмотрим! За своим он пришел! Не писал, не звонил, а теперь приперся. Молодец какой! — ворчу.

А на душе внезапно так тепло становится. И дело ли в руке, которая так сильно и надежно обнимает за талию. Или в его словах о собственном доме. Да и не важно это. Ведь мы наконец-то вместе. Ведь мы наконец-то рядом. И, кажется, все опасности и невзгоды уже позади. Разве что…