Графство Хребтовой Впадины,

Королевство Черис

— Я думаю, аббатиса ожидала, что я буду возражать против правила о слугах, — прокомментировала Шарлиен, когда отец Карлсин, капитан Гейрат и сержант Сихемпер проводили её из трапезной в архондарик[33] конвента Святой Агты.

— Простите меня за такие слова, Ваше Величество, но вам следовало бы возразить, — немного кисло ответил Гейрат. — Это неподобающе.

— О, перестань волноваться по пустякам, Уиллис! — ласково пожурила его Шарлиен. — Я знала о паломнических правилах конвента ещё до того, как попросила аббатису разрешить мне приехать. И моё имперское достоинство не настолько хрупко, чтобы его приходилось поддерживать каждую минуту, особенно время паломничества. Кроме того, репутация благочестивого человека не так уж плоха в нынешних обстоятельствах, не так ли?

— И вы ожидаете от меня, чтобы я поверил, что вы приняли условия конвента исключительно на основании холодного расчёта. Это так, Ваше Величество?

— Нет, но если то, что я считаю правильным, окажется тем же самым, что я решила бы сделать, на основе хладнокровного расчёта, то я не буду возражать, — безмятежно ответила Шарлиен.

— Для меня облегчение слышать, что вы определили порядок ваших приоритетов, Ваше Величество, — сухо сказал отец Карлсин, и Шарлиен усмехнулась.

— Я рада, что вам полегчало, отче. С другой стороны, вряд ли я смогу придумать другой ответ там, где его может услышать мой духовник, не так ли?

— За исключением того, что такая вероломная мысль вряд ли придёт в голову тому, кто так долго пользовался моими духовными наставлениями, Ваше Величество, — спокойно ответил он.

— О, конечно, нет, — согласилась она, а затем снова посмотрела на Гейрата. — Во всяком случае, Уиллис, правила конвента есть правила конвента, и я не собираюсь с ними спорить.

— А сколько лет прошло с тех пор, как вы сами укладывали себя в постель? — требовательно спросил командир её охраны.

— Если ты хочешь формальный ответ на этот счёт, то не думаю, чтобы я вообще когда-нибудь делала это… за исключением религиозных паломничеств. Причём, я полагаю, я могла бы указать, если бы я была человеком, который любит повторяться, эта конкретная экскурсия именно им и является, разве нет?

— И вы хотите, чтобы я поверил, что Сейра была бы счастлива услышать об этом, Ваше Величество? — скептически спросил капитан.

— Хотя я понимаю, что в это трудно поверить, Уиллис, Сейра научился принимать — в отличие от некоторых офицеров Имперской Гвардии, которых я могла бы упомянуть, если бы была тем человеком, который способен на это — что при случае я действительно могу решить отложить своё королевское достоинство в сторону. И, что удивительно, она со мной по этому поводу не спорит.

Гейрат вроде бы что-то прорычал себе под нос, но если он это и сделал, то достаточно тихо, чтобы Шарлиен могла притвориться, что не слышала. И, по крайней мере, он не сподвигнул её к откровенной лжи. Хотя технически могло быть правдой, что Сейра Халмин ничего не сказала против решения её имперской подопечной оставить её на борту КЕВ «Танцор», она, конечно же, нашла достаточную возможность ясно выразить свои чувства. Она, вероятно, вполне могла бы содержать себя как актриса, если бы устояла перед искушением переигрывать. Что, судя по сегодняшнему утреннему выступлению, было маловероятно.

— По крайней мере, я хотел бы, чтобы леди Мейра была здесь, — сказал капитан вслух.

— И если бы она не упала и не сломала себе ногу, когда они с дядей Биртримом катались верхом, она бы так и сделала, — заметила Шарлиен.

— Вы могли бы попросить одну из остальных придворных дам… — начал он.

— Со мной всё будет в полном порядке, Уиллис, — твёрдо сказала она. — И я не собираюсь провести всю ночь, споря с тобой об этом.

Он бросил на неё ещё один неодобрительный взгляд, затем глубоко вздохнул, на мгновение надул усы и кивнул.

Императрица с выражением признательности покачала головой. Как и большинство её гвардейцев — и, конечно же, Сейра — Гейрат был гораздо более чувствителен к требованиям её королевского достоинства, чем она сама. Возможно, потому, что это было «её» королевское достоинство — уже, к этому моменту, императорское достоинство — а не их. Она очень рано поняла, что не может позволить, чтобы её достоинство было подорвано реальным или кажущимся пренебрежением других. Хотела ли она быть сверхчувствительной в таких вопросах или нет, на самом деле не имело значения, учитывая важность внешнего вида в мире политических расчётов. И всё же репутация скромницы при соответствующих обстоятельствах тоже могла быть ценной, а возможность отойти от своей персоны королевы или императрицы, пусть даже ненадолго, была буквально бесценной. Это была одна из причин, по которой она любила время от времени совершать религиозные паломничества с того самого дня, как взошла на трон Чизхольма. Возможность ускользнуть от повседневных светских требований своей короны и, вместо этого, провести некоторое время, размышляя о требованиях своей души, всегда была желанной. А возможность перестать отстаивать своё достоинство, пусть даже мимолётно, была желанной почти столь же.