— Что за бандиты? — проговорила она словно про себя.

— Двоих убили. Он потом разузнавал про это дело. Даже фамилии назвал. У одного какая-то странная фамилия, я даже думаю, что это скорее прозвище, а не фамилия. Каврага, что ли...

— Каврига! — непроизвольно воскликнула она, вскакивая в испуге. Но сразу же взяла себя в руки, сдержалась. Открыв стоявшую на столике бутылку «боржоми», налила в стакан и выпила — будто только для этого и вставала с постели. — Да, это, наверное, Каврига, а не Каврага. — Она хотела добавить еще что-то, но не решилась. Я подумал, что для первого раза этого достаточно и не стоит проявлять неестественной для постороннего человека заинтересованности. Бросил на столик газету и повернулся к стене.

Колеса стучали равномерно и усыпляюще. Мимо проносились какие-то станции, полустанки. Я не мог заснуть. Раиса легко попалась на удочку — это говорит о ее неопытности. Но надо добиться у нее новых признаний. Как это сделать?..

Бледная полоса рассвета уже появилась на горизонте, когда я задремал. Неожиданно кто-то разбудил меня. Сразу же проснувшись, я огляделся вокруг. Рядом стояла Раиса и трясла меня за руку. Глаза ее покраснели, — не у одного меня было о чем поразмышлять в эту ночь. Распущенные волосы ниспадали на плечи.

Я не произносил ни слова: пусть она сама начнет свою исповедь, пусть поделится всеми горестями с «кровным родственником» — единственно близким для нее человеком со всем мире.

— Сандро! Ты должен помочь мне, — проговорила Раиса хрипло.

— Что с тобой? Тебе приснилось что-нибудь дурное? — удивился я.

— Вся моя жизнь — дурной сон, — горько сказала она, отпуская мою руку. — Сандро, вставай, ты должен выслушать меня. Я не могу больше таить в сердце все, что там накопилось. Не могу, понимаешь! Выслушай меня и реши, могу ли я на что-нибудь надеяться или мне не стоит жить...

За окном шумела вьюга. Уже рассвело, но сразу за железнодорожной насыпью ничего нельзя было разглядеть. Паровоз, шипя, рассекал широкой грудью завесу ветра, словно какое-то сказочное чудовище, пытающееся вырваться из снежного кольца.

Раиса сидела, сложив руки на груди, прислонившись спиной к стенке, и рассказывала свою невеселую историю.

— ...Игорь Таманов — дядя моего мужа, Петра, родной брат его отца. Но, несмотря на это, он всего лет на пять-шесть был старше Петра. Правду говоря, я видела его нечасто, но с первой же встречи он настолько поразил меня, что перед моими глазами почти непрестанно маячил его образ. Высокий, смуглый, с иссиня-черными волосами и бровями, он всегда привлекал внимание. Внешность у него была заметная: густая копна курчавых волос, широкая грудь — он был, что называется, косая сажень в плечах — и узкая талия. Должно быть, не одна женщина тайком мечтала о нем. В общем такого родственника только люби да цени. Но я отчего-то, услышав его вкрадчивый голос и увидев черную бездну глаз, испугалась...

Мой муж играл в хоре на гитаре... Когда я впервые увидела его, он своим задушевным голосом, огневой пляской сразу же покорил мое сердце. Он стал у нас частым гостем. И каждый раз приносил дорогие подарки и мне, и моей маме. Она была без ума от такого завидного жениха для дочери — богатый, красивый, обходительный, лучшего душа не пожелает. Он говорил, а мы верили, что родные у него в Ленинграде, что его отец — известный художник-декоратор, который уделяет сыну большую часть своего заработка. И я стала женой Петра, — она горько и безнадежно махнула рукой. — Пять лет я была счастливейшей из женщин. Мы с мужем жили душа в душу. Моя мать не хотела покидать Свердловск, где умер отец. Я же разъезжала с мужем по разным городам, где гастролировал хор, и всюду мы чувствовали себя молодоженами.

В течение этих пяти лет Игорь, дядя Петра, лишь изредка промелькнет, бывало, на нашем горизонте и снова надолго исчезает. Но иногда он и Петра увлекал за собой по своим неведомым путям-дорогам, и только через несколько дней муж возвращался домой усталый и молчаливый.

Каждый месяц мы получали по почте довольно значительные суммы. Я верила, что богатый отец оказывает поддержку сыну, и беззаботно тратила эти деньги.

Однажды Игорь неожиданно появился у нас в Ростове. Мы жили в двухкомнатном номере гостиницы. Игорь занял одну комнату, сказав, что у него часто повторяются сердечные приступы, и несколько дней никуда не выходил. Все эти дни к нему приходили какие-то таинственные личности, но я ни на кого не обращала внимания. Единственное, что насторожило меня, это была какая-то неестественность в отношениях между дядей и племянником. Петро старался держаться просто и непринужденно, но, как я заметила, это у него не получалось. Стоило ему взглянуть на своего вечно хмурого и раздраженного дядьку, как в голосе и жестах моего мужа появлялась какая-то рабская покорность, забитость. Он даже боялся поднять на Игоря глаза.

Однажды вечером мы сидели у себя в номере за ужином вместе с «выздоровевшим» Игорем и с кем-то из его приятелей. Игорь хотел закурить папиросу, чиркнул спичкой, но случилось так, что сразу вспыхнул весь коробок. Игорь, испуганно вздрогнув, отбросил пылающий коробок и попал ненароком в своего приятеля. В раздражении он вскочил с места. Я не сдержалась и рассмеялась ему в лицо. — Раиса нервно передернула плечами и, вздохнув, продолжала: — Тогда вся его ярость обрушилась на меня. Он страшно засверкал глазами и закричал: «Убирайся отсюда, сучья дочь, не то...» — и угрожающе потянулся к карману. Я выскочила из комнаты.

Когда я, немного успокоившись, вернулась к себе, Игоря уже не было. Ушел и его приятель. Петро, по-моему, перепугался больше, чем я. Всю ночь мы не смыкали глаз. Потом просидели весь день молча, не высовывая носа за дверь. Петро за это время не взял в рот ни кусочка хлеба. К вечеру он почувствовал себя плохо, его стало знобить, и он лег в постель. Я хлопотала у постели мужа, когда вошел Игорь. Он остановился, взглянул на меня и тихо, но угрожающе сказал:

— Она еще здесь?

Петро вскочил с постели, подбежал к Игорю, весь сжался, словно бы даже стал меньше ростом.