— Всё правильно? — спросила я Верховного Перцера.

— Там особо не в чем ошибаться, — ответил он. — Но вам никогда не выйти отсюда с этой ношей.

— Посмотрим.

Я нашла нужные тумблеры, отключила его голос и три из четырёх экранов, а четвёртый, где раньше было его лицо, переключила на фильм, который перцеры смотрели, когда мы вошли.

— Пора убираться отсюда, — сказала я Бренде.

— А как же она? Как же Крикет?

— Сказала ведь, никаких вопросов! Идём!

Она поплелась за мной в коридор, за дверь, у которой мы встретили Крикет, и дальше по коридорам — пока мы не свернули за угол и на пути у нас не оказался крепкий мужичок в коричневой форме. Он скрестил руки на груди и хмуро уставился на нас:

— Куда это вы с этим направляетесь?

— А как ты думаешь, Мак? — ответила я. — Несу обратно в магазин. Когда пытаешься включить десять тысяч таких штук одновременно, случаются поломки.

— Мне никто ничего не сообщил.

Я поставила Верховного Перцера на пол так, чтобы охранник мог видеть фильм, и он тут же отвлёкся от нас на экран — на что я и надеялась. Есть в движущихся картинках нечто притягательное — особенно для перцеров. На всякий случай я положила руку на свой верный гаечный ключ, а другой рукой принялась со скучающим видом перелистывать папку Крикет. Дошла до некой страницы — кажется, это был страховой полис на квартиру Крикет — и торжествующе изрекла, указывая в середину:

— Ну вот же написано — изъять и отремонтировать один видеомонитор семнадцатой модели, номер заказа 45293a/34. Исполнение возложить на таких-то сяких-то.

— Видать, бумаги ещё не дошли до меня, — отозвался охранник, всё ещё поглядывая на экран. Должно быть, там как раз показывали сцену, которая ему особенно нравилась. А я знала лишь одно — если бы он попросил взглянуть на бумаги, я протянула бы ему папку и огрела ключом, едва он склонил бы голову.

— Так всегда и бывает.

— Ага. Я просто удивился, что вы тут бродите парочкой, после всей этой кутерьмы с убийством Сильвио и всё такое…

— Какого чёрта, — пожала я плечами, подхватила Верховного Перцера и сунула под мышку. — Иногда приходится отмахать лишний километр, если хочешь получить голову.

С этими словами мы вышли за дверь.

У Бренды хватило сил пройти ещё сотню метров по коридору, но затем она прошептала: "Кажется, я сейчас в обморок упаду…" Я подтащила её к скамье посреди аллеи, усадила и нагнула ей голову ниже колен. Она дышала неровно, её всю трясло, и руки были холодны как лёд.

Я вытянула свою руку и с удовольствием отметила, что она тверда. Честно говоря, я ничего уже не боялась после того, как сняла Перцера с полки — мне казалось, что если и был момент, в который мои приспособления могли меня подвести, то это случилось бы как раз тогда. Но мне помогало нечто, что сотни раз приходило на помощь многим куда более профессиональным взломщикам задолго до того, как я впервые попытала себя в этом ремесле: фактор неожиданности. До сих пор никому просто не приходило в голову, что кто-то захочет украсть одного из членов Совета. В остальном же… если хотите, можете почитать все эти восхитительно закрученные истории о том, как в прошлом шпионы похищали государственные и военные секреты при помощи тщательно разработанных правил, воровского гения и изысканной ловкости. Может быть, некоторые секреты и вправду были украдены именно так — но держу пари, что большинство тайн уплыло в руки людей в спецодежде, которые просто пришли к нужному чиновнику и попросили дать им что требовалось.

— Ну что, уже всё? — слабым голосом спросила Бренда. Выглядела она бледненько.

— Пока нет. Но почти. И вопросы задавать всё ещё нельзя.

— И всё-таки совсем скоро они у меня появятся, и чертовски трудные.

— Надо полагать.

В целях экономии времени я не стала посылать Бренду за костюмами, в которые мы могли бы переодеться на обратном пути, так что мы просто сбросили шмотки электриков, выкинули их в мусорку в общественной уборной и вернулись в гостиницу нагишом. Я несла Верховного Перцера в пакете с рекламой одного из магазинов на Плаце, и мы держали руки друг у друга на талии, будто влюблённые. В лифте Бренда отшатнулась от меня, как от зачумленной, и всю дорогу наверх не проронила ни слова.

— Теперь мы можем поговорить? — спросила она, когда я закрыла за нами дверь номера.

— Погоди минутку.

Я вытащила из пакета ящик с головой и несколько трофеев: "волшебные палочки", тёмные очки и оглушарик. Затем взяла газету и несколько минут смотрела и читала, спиной ощущая растущее нетерпение Бренды. В новостях не говорилось ни слова о дерзком ограблении Главной студии и не было заголовка "Их разыскивает полиция" с описанием примет Роз и Кэти. Впрочем, я и не ожидала увидеть ничего подобного. Перцеры знали толк в правилах огласки: хотя и есть их заслуга в появлении старой поговорки: "Неважно, что напишут, главное — не переврали бы имя", — они предпочитали предварительно просматривать новости, прежде чем решить, допускать ли их до публики. Из нашего дела торчало около сотни смертельно острых углов, на которые перцеры обязательно наткнулись бы, решись они раскрутить его, и я полагаю, они очень долго думали бы, прежде чем сообщить о нашем преступлении в полицию — если бы вообще надумали сообщать. К тому же им за глаза и за уши хватало историй, замешанных на недавнем убийстве — так что их пресс-службе на много месяцев найдётся что скармливать газетам и журналам.

— Ну вот, — сказала я Бренде, — на некоторое время мы в безопасности. Что ты хотела узнать?

— Ничего, — холодно ответила она. — Я только хотела сказать, что вы самая отвратительная, наипорочнейшая, ужаснейшая…

Ей не хватило воображения, чтобы сказать, кто. Придётся ей поработать над этим — я с ходу могла подсказать дюжину подходящих определений. Но вовсе не по тем причинам, что она думала.

— Это почему же? — спросила я.

Она на мгновение застыла, поражённая глубиной моего падения — в моём голосе не было ни тени угрызений совести.