— Что вы сделали с Крикет! — воскликнула она, вскакивая. — Это такая низость, такой нож в спину!.. Не думаю, что захочу знаться с вами после всего этого.

— Да и мне тоже вряд ли захочется, скорее всего. Но — сядь. Я должна показать тебе одну вещь. Точнее, две.

В "Плазе" очаровательные антикварные телефоны, и один из них был как раз поблизости от моего стула. Я сняла трубку и набрала номер по памяти. Послышался приятный голос:

— "Откровенное дерьмо", отдел новостей.

— Передайте редактору, что одну из ваших журналисток удерживают против её воли в Главной студии П.В.Ц.С.З.

— Кого бы это? — в голосе послышалась насторожённость.

— Сколько вы выкурили сегодня утром? Её имя Крикет. Фамилии не знаю.

— А кто вы, мэм?

— Друг свободной прессы. Вам лучше поспешить: когда я уходила, они связали её и включили "Солдатский блюз" [52] . Возможно, это уже довело её до беспамятства, — и я повесила трубку.

Бренда с расширенными от гнева глазами прошипела, брызгая слюной:

— И вы думаете этим исправить то, что сотворили с ней?!

— Нет, и она этого не заслуживает — но, возможно, поступила бы так же со мной, если бы мы поменялись ролями. А это чуть было не произошло. Я знаю редактора "Дерьма": через десять минут она вышлет отряд из пятидесяти штурмовиков к воротам Студии, и в арсенале у неё немало оружия, против которого перцеры не выстоят — к примеру, она способна наследить на первых полосах всех изданий ближайшего часа, если ей сейчас же не выдадут Крикет. Перцеры, разумеется, предпочтут решить всё по-тихому, но они не прыгнут выше головы, выведывая у Крикет наши имена, поскольку история выглядит, будто бы "тать у татя украл утятя".

— А если это не было так, то что это было?

— Это было золотое правило, сладкая моя, — произнесла я, надела тёмные очки Крикет и взяла оглушарик двумя пальцами, большим и указательным. — В журналистике оно звучит так: скрути в бараний рог других, пока не скрутили тебя.

Тут я сдавила оглушарик и бросила его между нами.

Проклятье, до чего же эти штуки яркие! Он напомнил мне о взрыве в Канзасе и, казалось, чуть не прожёг дыры в защитных линзах. Вспышка длилась несколько долей секунды, но когда я сняла очки, тело Бренды безвольно свисало со стула. Она будет без сознания от двенадцати минут до получаса.

Ну и мирок…

Я подобрала главу церкви и отнесла в подготовленную комнату. Там поставила его на стол лицом к телеэкрану размером во всю стену, который пока что был выключен. Затем постучала по крышке ящика:

— Вы там в порядке?

Он не ответил. Я повернула защёлку и открыла переднюю стенку, которая до сих пор показывала одинаковый фильм на обеих поверхностях — внешней и внутренней. На меня глянуло свирепое лицо.

— Закройте дверь! — рявкнул Перцер. — Осталось всего десять минут до конца.

Я извинилась и вернула стенку на место. Но тут же взяла испытанный гаечный ключ — я уже успела привязаться к нему — и ударила по стеклянному экрану. Он разлетелся вдребезги, и за дождём осколков я на мгновение увидела блаженную улыбку на лице пленника. Оно тут же принялось выкрикивать ругательства. Где-то послышалось жужжание моторчика, усиленно прокачивавшего воздух через то, что заменяло Перцеру гортань. Голова тщетно пыталась извернуться, чтобы видеть левый или правый экраны — они тоже были настроены на ту же программу.

— Ох, вы, оказывается, смотрели! — притворно огорчилась я. — Как неловко с моей стороны…

Я вытянула из стены шнур, подключила плеер, встроенный в ящик, к стенному телевизору и поставила звук на минимум. Перцер поворчал немного, но в конце концов не смог устоять перед магией танцующих за моей спиной картинок. Если даже он и заметил, что я позволила ему увидеть моё лицо, то нисколько не обеспокоился тем, чем это могло бы для него обернуться. Похоже, смерть занимала далеко не первую строку в списке его страхов.

— Вы же знаете, вас накажут за это, — произнёс он.

— Да, и кто же? Полиция? Или у вас в подчинении собственные карательные отряды?

— Разумеется, полиция.

— Полиция никогда не услышит о случившемся, и вам это известно.

Он лишь фыркнул в ответ. И фыркнул снова, когда я разбила экраны по обе стороны от него. Но когда я потянулась к вилке телевизионного шнура, он встревожился.

— Увидимся позже. Если проголодаетесь, кричите, — подмигнула я, выдернула вилку из розетки, и большой экран погас.