— И?

— Так что, я думаю, он ждет.

— Что, замужество? Вы, ребята, уже сделали дело….

— Я не знаю.

Я вздохнула и откинулась на спинку стула, на котором сидела.

— Сегодня утром он приготовил кофе и блинчики, а потом ушел на пару часов на работу. Он поцеловал меня на прощание, но это было довольно платонически.

— Я не могу представить, чтобы эти губы были платоническими в чем-либо.

— Не воображай вообще его губы, — приказала я.

— Успокойся, тигрица, — ответила она — Ты же знаешь, что мои вкусы больше склоняются к длинноволосым байкерам.

— Не напоминай мне.

— И что? — спросила она. — Вы просто друзья?

— Нет. — По крайней мере, в этом я была уверена. — Он сказал своей семье, что хочет жениться на мне.

— Чего-чего? — практически закричала она.

— Без шуток.

— Немного поторопился, да?

— Я не думаю, что он был полностью серьезен.

— Тревор похож на парня, который говорит то, что не имеет в виду?

— Нет.

— Что ж.

— Ага.

— Чем ты планируешь заняться?

— Понятия не имею, — призналась я. Мысль о том, чтобы выйти замуж за кого-то, приводила меня в ужас. Черт, мысль о том, чтобы просто жить с кем-то, приводила меня в ужас. Брак был грандиозным, эпическим изменением жизни.

— Он любит тебя, — мягко сказала Миранда. — Это много…

— Я знаю.

Я смотрела на Этту во дворе, испачкавшуюся до чертиков и счастливую, какой я ее никогда не видела. Это могла быть наша жизнь — мужчина, дом, собака, бесконечный двор, где можно играть — это могло стать нашей реальностью, если я просто протяну руку и возьму это.

— Ты любишь его? — спросила Миранда.

— Откуда я знаю?

— Ты знаешь, — мгновенно ответила она.

* * *

В тот же день Этта и я поехали в город с Тревором, чтобы купить продукты и одежду для Этты, чтобы она могла носить ее на улице. Я слишком поздно поняла, что ее леггинсы и теннисные туфли не созданы для загородной жизни. К тому времени, как она вошла внутрь, чтобы принять теплую ванну, все было безнадежно запачкано глиной, смешанной с грязью вокруг дома.

По словам Тревора, ей нужны были резиновые сапоги и джинсы, если она собиралась быть деревенской девушкой, и, поскольку после беспорядка, который она устроила ранее, у нее осталась только пара сандалий, я с благодарностью приняла эту идею. Вот так мы и оказались в обувном отделе местного магазина, примеряя ботинки на двухлетнем ребенке, который не хотел участвовать в этом процессе.

— Этта, какие тебе нравятся?

— Я люблю печенье, — ответила она.

— Я знаю, — ответила я, усаживая ее на скамейку в пятнадцатый раз. — Но ты уже получила печенье, и теперь пришло время для ботинок. Какие ботинки тебе нравятся?

Она не удосужилась ответить, когда я засунула ее ноги в розовые сапоги принцессы.

— Мне нравятся такие, — сказала она, указывая на другую пару, как только я надела ей на ноги розовые сапоги.

— Вот, пожалуйста, — сказал Тревор, протягивая мне зеленые крокодиловые сапоги, на которые она указывала.

Я сменила ботинки и помогла Этте слезть со скамейки, хотя она снова и снова доказывала, что может сделать это сама. Пройдясь туда-сюда несколько раз, она снова указала на розовые сапоги.

— Мне нравятся такие.

— Я думала, тебе нравятся зеленые? — спросила я, теряя терпение. Не знаю, зачем я вообще спросила ее мнение. Ей два, всего. Ей было бы все равно, если бы я каждый день одевала ее в костюм обезьяны.

— Мне нравятся такие, — повторила она, указывая на сапоги принцессы.

— Хорошо.

Я сняла с нее зеленые сапоги и начала надевать ей сандалии, когда начался настоящий ад.

— Нет, мне нравятся эти, — вскричала она, снова указывая на сапоги принцессы — Мне нравятся такие!

— Я знаю, — ответила я, пытаясь успокоить ее.

— Нет этих. — Она топала ногами, пытаясь сбросить сандалии.

— Генриэтта, — прошипела я, тщетно пытаясь заставить ее перестать брыкаться, как сумасшедшую. — Перестань.

— Мне нравятся такие!

— Господи, — пробормотала я, вставая. Мое лицо горело от огорчения, когда я встретилась взглядом с Тревором.

— Бери ботинки, — сказал он спокойно.

Затем без лишнего шума поднял Этту на руки и вынес из обувного отдела. Я схватила сапоги с полки и бросила их в тележку, следуя за ними. К тому времени, как я догнала их, Этта уже замолчала.

— Вы все взяли? — спросил Тревор, подходя к очереди на кассе.

— Да. — Я наклонилась к нему, но Этта смотрела в другую сторону, поэтому не могла видеть выражение ее лица.

— Думаю, я напугал ее, — сказал Тревор, точно увидев мое замешательство. Она остановилась, как только я начал идти.

— Мне очень жаль, — пробормотала я.

Он не позволил мне заплатить и был так милостив ко всему этому, что к тому времени, когда мы добрались до его грузовика, я была так смущена, что была готова заплакать. Быстро пристегнув Этту к ее сиденью, он повернулся ко мне, но ничего не сказал. Вместо этого он закрыл дверь Этты и взял мое лицо в свои руки.