Изнанка снега
вернуться

Гумыркина Ирина
Шрифт:
* * *

Пока мы здесь высчитываем дни…

Пока мы здесь высчитываем дниОт рождества до смерти и обратно,Пока горят вечерние огниИ на луне подрагивают пятна,Пока растёт чужая ребятняИ познаёт запреты и барьеры,Не оставляй, пожалуйста, меняНаедине с расшатанною верой:Она болит – как тронешь, так болит,Сворачиваясь в позу эмбриона.И вычленяешь слово из молитв,Из каждого то выдоха, то стона —Единственное главное теперь,Когда на всех языковых наречияхПонятнее молчать и без потерьЛюбить других – боясь – по-человечьи.

Долго едем в переполненном автобусе…

Долго едем в переполненном автобусе,Без остановок и конечной,Передаём за проезд каждый новый круг.Окна закрыты наглухо —Духота и молчание.Билеты во влажных ладонях.«Эй, шофёр! – кто-то крикнет раздражённо. —Долго ещё это будет продолжаться?»«Да, шофёр!» – подхватят другие.Но голоса растворятся в белом шуме,Затеряются в плотности пространства,Осядут на чьи-то ботинки/туфли/кеды пылинками.«Келесі аялдама» [1] – звучит в голове механически,Машинально готовишься выйти,Но час пик – и время остановилось.

1

Следующая остановка – казахс.

Учи всех нас другому языку…

Учи всех нас другому языку:Вплетай его по буковкам в строку,Где паузы – там делай узелки,Чтоб стали мы понятны и легкиСо всеми «до» и «ро», меж ними – «бэ»В немыслимом неравенстве, борьбе.Учи нас всех, от «не» до сложных «лю»,Как выжить в независимом раю.Калеки, неумёхи, дураки,Мы кормим страх с протянутой рукиИ говорим на языке своём —Как будто смерть сто раз переживём.

Я тебя отпускаю – лети же, лети наверх…

Я тебя отпускаю – лети же, лети наверх:Там, где гнездятся с краю, выбрав тугую ветвь,Изгнанные из сада скворцы за чужую речь,Спорить уже не надо, долго ль под камень течь.Галки склевали грушу – на чёрный день запас.Отче про нас не слушал, а потому не спас.Мы расстаёмся теми, кто никогда, нигдеНе оставляет семя в глиняной борозде.Мы остаёмся, зная множество аксиом,Только одна простая: если болит – живём.Если дойдём до края, надо ли падать вниз?Я тебя отпускаю, только прошу – вернись.

Скажи мне, чей гитарный рифф…

Скажи мне, чей гитарный риффСейчас играет в телефоне?Ты отключился, не спросив,Что остаётся после, кромеНеспетых песен. На стене —Портрет из девяностых Цоя.А на войне – как на войне,Но если жить, то Бог с тобою.А Бог расставил по местамПустым пластмассовые ноты.Нажми на stop – увидишь сам,Как смерть стоит за поворотом.Исчезнет – было или нет?И льётся музыка по шпалам.Я жму отчаянно reset —И начинаю всё с начала.

на часах с надписью «русская мандала»…

на часах с надписью «русская мандала»стрелки застыли на «инь-янь-хрень»который час узнаю интуитивномобильный телефон выключенчтобы не ловить всплывающие словатревога воздушная как медицинская ватаватные руки ноги туловище мысличеловек ли я или тварь дрожащаяот бессилия вдыхающая солёный воздухнакрываясь плотной тишинойвздрагиваю от треска и взрывову кого-то осталось чувство отрешённостии немного петард с нового года

когда меня не станет…

когда меня не станетне рассказывай о моём детствекак я падала глубокосдирая хрупкую кожу землией не было больно но яне хочу чтобы кто-то узналчто я так и не вырослаиз рыбьего телаплыла против теченияразрезая плавникамиостывший воздухзадыхаясь от набухших слов

Когда зима пойдёт на новый круг…

Когда зима пойдёт на новый круг,Оставив нам отметины на теле,Замри и слушай беспокойный звук —По лестнице шагов тяжёлых звук.Ты помнишь, как вчера ещё хотелиСбежать от всех в свободную страну(Теперь нигде свободы не осталось),Выращивать жасмин и мушмулу,Срисовывать плывущую лунуИ больше не давить себе на жалость?Но не срослись – и заново растить,Надеясь на себя и Божью милость.Когда зима не сможет уместитьВ себе ни нас, ни снеговой тоски,То значит смерть почти остановилась.