Изнанка снега
вернуться

Гумыркина Ирина
Шрифт:
Всё изменится в лучшую сторону:Будут вороны – просто вороныНад заснеженным пустырём.Там у смерти ни сна, ни имени,Можно тишь на молчание выменять,Можно думать, что не умрём:Мы бессмертны, как травы сорные,Безнадёжности непокорные,Где попадали – там сорвут.Всё изменится – если слюбится,Будет улица – просто улица,А не выученный маршрут,Где расходятся в разные стороны.Может, стерпится, если поровнуБудет горя, любви, стыда.По обочинам снежная кашицаЗастывает к утру, и кажется —Мы останемся навсегда.

Если это не смерть, то откуда тоска…

Если это не смерть, то откуда тоска,Почему поводок отпускает рука?И стоишь под дождём, уязвимый.Проведи незаметно в невиданный рай —Подсмотреть, а потом уходи, убегай,Как бы ни было невыносимо.Я запомню тебя навсегда, как сейчас:Понимающий взгляд, бело-рыжий окрасИ шершавый язык – по ладони.Если это не смерть, то откуда взяласьПод ногами противная, хлипкая грязь?И октябрьский снег – непреклонен.

Переживём. Впервые нам, что ли, это…

Переживём. Впервые нам, что ли, это —Выстрадано, оплакано и отпето.И вспоминай, как звали и как любили,Как выносили вместе, и выли, вылиЧёртовы псы соседские, наши тожеИм подвывали, словно их вой поможетВыдержать эту ношу и не свихнуться.Переживаем и оставляем гнутьсяВетви ирги под тяжестью ягод сочных.Время стекает с крыши, уходит в почвуИ прорастает мёртвыми именами.Мы пожинаем пустошь, переминаемКаждое слово, сорванное до срока.Переживём – осталось уже немного —И соберём от горьких семян остатки.Перенимаем опыт, вину, повадки,Чтоб не забыть, как где-то недолюбили,Как забивали вместе, а после – были.

В том саду, где лебеда и марь…

В том саду, где лебеда и марьИ скрипит проржавленный фонарь,Хоронили мы с тобой котаУ куста.Сыпался крыжовник – переспел;Кот в руках дрожащих холодел;Сорванные вяли васильки.Дураки —Что о смерти знали мы вообще,Об обратной стороне вещей?Хоронить вот так своих котов —Кто готов?Рядом с бугорком сырой землиПомолились молча, как смогли,Радужному богу о любви.ВоробьиСклёвывали маленьких червей,И казалась смерть ещё живейВ том саду, где марь и лебеда, —Навсегда.

В комнате с белёным потолком…

В комнате с белёным потолкомМы, очнувшись, молимся о ком:Кто не вышел, не остался, не…Расскажи о долгой тишине:Скажешь «больно» – и летит, летитСлово желторотое. ПроститВремя неуверенный полёт:Ждёт его в конце не свет, а лёд,Гладкий, как озёрная вода,Синий, как небесная звезда.Слово там останется болетьМиллионы «не», сгорит на третьИ потухнет утром светлячкомВ комнате с белёным потолком.

Мы вырастаем из детства чёрными истуканами…

Мы вырастаем из детства чёрными истуканами,Пахнут землёй ладони, воздух горчит полынью.Кто-то чужой на кухне утром гремит стаканамиИ произносит всуе до дрожи родное имя,Но произносит просто, словно оно из пуха,Словно оно из снега, тающего во рту.Мы привыкаем к звуку осиротевших кухоньИ ненавидим белый, лето и глухоту.Полнятся жидким светом узкие коридоры,Сколько шагов до смерти – выучи, не забудь.Выросли мы из детства непоправимо скоро —Нам бы ещё немного, Господи, как-нибудь.

зимой ждать лета…

зимой ждать леталетом пить ромашку аптечнуючай с малинойкутаться в одеялочтобы вместе с потомвыгнать воспалённыйболезненныйотдающий горечью во ртузастой слов

Выбирала на рынке мясо…

Выбирала на рынке мясоНа борщ и котлеты.Продавец – казах – умилялся,Давал советы.Меня, говорит, русскаяВлюбила в себя борщом.А мясо у меня вкусное —Приходи ещё.

я больше не слышу музыку…

я больше не слышу музыку,не оставляю ей пустую строку.не надо утешения и жалости, пожалуйста:вы сломали иглу в проигрывателе.извините, мы просто хотели,чтобы запела разными голосами.мы сами выбираем пластинкипо ярким обложкам,а когда начинается музыка – боже,это не то, не так и совсем не об этом.поэтому.