Шрифт:
Федор Юрьевич обернулся. Глянул. И тихо ответил:
— Да.
— Он ждал нас у выезда с пушкарской избы и идет за нами. Лошади то шагом шагают. А вон тот, видишь…
И дальше началась игра.
Царевич указывал Ромодановскому на кого-то следящего за ними, а тот пытался припомнить — на него он работает или нет.
— Стой! — крикнул Алексей, внезапно потеряв интерес к этой довольно занятной игре.
— Что случилось? — Федор Юрьевич невольно положил руку на эфес сабли.
Царевич же молча показал рукой на открытые ворота какого-то подворья, где били кнутом здорового детину, привязав того к лавке.
— И чего?
— Тебя ничего не смущает?
С этим царевич кивнул извозчику и тот свернул на подворье.
Порку тут же прекратили, а хозяин — купчишка, при котором ее вели, тут же с подобострастным ликом предстал перед гостями. Царевича он может и не знал в лицо. А вот Ромодановского… Ромодановского в Москве каждая собака знала. Опасно было его не знать, с какой стороны не посмотри.
— Кто сие? — спросил Алексей.
— Холоп мой. Бежать хотел. Уже который раз. Изловили. Зашиб двоих. Вот — порю.
— Смотрю я порешь ты его насмерть. Верно?
— Так и есть, — покивал хозяин. — Терпеть эти побеги больше не можно совсем. Какой он пример другим показывает?
— А как он стал холопом твои?
— Да, пустое. Крестьянишко беглый. У татар выкупил. А он мне благодетелю призлым заплатил за предобрейшее.
— Крестьянин говоришь? Это где такие крестьяне растут?
— Как где? — растерялся этот мужчина.
— Крестьянин ведь недоедает, а иной год и голодает. Оттого крупным и не вырастает. Мяса особо не ест. Оттого мяса на нем и не прирастает. Вот и любопытствую — где такие славные крестьяне растут. Это же какие там благодатные места.
— Я… я не ведаю. Языка то у него нет. Обрезали.
Алексей подошел к привязанному и внимательно посмотрел тому в глаза. Спина его была разбита уже кнутом в кровь. Но тот молчал. И смотрел пусть и слегка затуманенным взглядом, однако, осознанным.
— Из казаков? — спросил царевич.
Тот мотнул головой.
— Воинского дела человек?
Кивнул.
— Врет он все!
— Цыц! — шикнул на него Ромодановский.
Парень же продолжил опрос.
— Нашего царя Петра Алексеевича подданный?
Мотнул головой.
— Из Речи Посполитой?
Кивок.
— Шляхтич?
Снова кивок.
— Руки покажи. Ладони.
Тот ими подергал, показывая, что привязаны крепко.
— Развяжите его, — приказал Алексей.
— Опасно. Буйный он.
— Тебе приказал наследник престола. Развязать! — холодно процедил парень.
Ромодановский кивнул.
И слуги споро сняли веревки с «холопа». Тот медленно, с трудом сел, с трудом сдерживая стоны. И протянул царевичу руки ладонями вверх.
— На галерах был?
Кивок.
— Язык там подрезали?
Снова кивок.
— А к татарам как попал?
— Ы-ы-ы… — выдал немой и сделал жест, малопонятный окружающим. Но Алексей догадался.
— Сбежал с галер, а они тебя в степи изловили?
Еще кивок.
— Веры христианской не менял? Ясно. Оттого на галеры и сослали? Понятно.
— Да врет он все! — вмешался вновь хозяин. — Холоп он беглый! Каторжанин!
— Если я тебя сейчас турку на галеру продам, станешь ли ты каторжанином? — тихо спросил Алексей.
Тот промолчал.
— Что думаешь Федор Юрьевич?
— Врать может.
Немой широко перекрестился. И порадовал окружающих очередной порцией ы-ы-ы вперемешку с какими-то жестами.
— Не разумею… — покачал головой Ромодановский нахмурившись.
— Он говорит, что «вот те крест, а если не веришь — убей, не мучай, терпеть этот позор от единоверцев мочи больше нет». Правильно я понял?
Немой кивнул и угрюмо глянул на Ромодановского.
— Лихо ты его понимаешь. Хм… — буркнул Федор Юрьевич.
Немного поглядел на немого. Подумал. А потом обернулся к хозяину и улыбнулся. Да так, что того перекосило, словно он смерть свою встретил.
— Где ты говоришь купил его?
— У татар.
— У татар значит. Вяжи его ребята. — сказал он через плечо. — И в холодную.
Купец было дернулся бежать. Но его собственные слуги придержали. Идти против Ромодановского никто из них не решился.
— А что с этим? — спросил один из подручных князя-кесаря, указывая на немого.
— Он свободен. Может идти куда пожелает.