Шрифт:
Язар нанес новый удар и пронзил пишачи сердце. Но для злонравного духа, которому плоть была лишь скоротечной оболочкой, то был и вовсе пустяк. Тилму ухватил голову. Тогда Язар отсек падальщику руки, он обкорнал ему крылья и рубил тело до тех пор, пока не изрезал на части. Наконец пишачи издох, улетел низшим духом и затаился где-то в обиде. Удивительно много оказалось в нем крови, словно было он полным крови бурдюком. Его густая кровь расползлась по земле вязкой лужей, она покрыла собой весь островок, и свесилась над водой. Но и мутная вода грота была слишком чиста для крови пишачи, она отказалась ее принимать, и кровь так и осталась лежать вокруг острова омерзительной красной бахромой.
Язар склонился над волком. От его прикосновения зверь дернулся в последний раз и утих. Юноша грустно погладил его густую испачканную кровью шерстку, вырыл неглубокую могилу и засыпал волка землей.
Возвращался он в смешанных чувствах. Он развоплотил злого духа, но утратил единственного лесного друга, который не боялся его и ему доверял.
У входа в пещеру его дожидался спасший ему жизнь старый лесной тролль.
– Спасибо тебе, Язар, – он склонил голову, зашуршав сухими ветвями. – Я стал слишком медлительным, чтобы оберегать своих детей.
– Так это ты хозяин Ведьминого леса, – запоздало сообразил Язар. – Я думал, ты тролль. Почему ты раньше со мной не разговаривал?
– Я просыпался, – извинился Аболурд. – Тебе известно, как тяжело ворочать языком, едва проснувшись. И это ты никогда не засыпал дольше, чем на одну ночь. Мой сон продолжался две сотни лет.
– Как же так вышло, что ты проспал двести лет? – изумился Язар. – И кто следил за твоим лесом, пока ты спал?
– За лесом приглядывали мои дети: нимфы и якши. А еще прежде тебя в пещере жил один добрый знахарь, он поил меня и кормил. Но и его сил не хватило, чтобы сломить ведьмины чары. – Леший замолчал, поднял голову и закатил глаза, вспоминая. – Двести лет назад сюда явилась красная колдунья. Ей приглянулись эти благодатные земли, и здесь она пожелала возвести себе дом и разбить магический сад. Колдунья одолела меня, и мои дети погибли. Она пощадила лишь новорожденный побег рябины, но только для того, чтобы сделать его своим рабом. – Аболур тяжело скрипуче выдохнул. – Однако колдунья мертва, но сын ко мне так и не вернулся. Скажи, Язар, ты видел рыжеволосого якшу в своем селе?
Язар сразу понял, о какой рябине говорит леший, но на пепелище Акатазы он видел только обугленный пень. Он грустно покачал головой.
– Мне жаль хозяин леса, твой сын не вернется.
Леший вновь тяжело вздохнул и ничего не ответил.
– Скажи мне, – прервал тишину Язар, – почему в твоих угодьях блуждают животные души? Можешь ли ты их отпустить?
– Я не могу их отпустить, потому что не я их удерживаю, Язар, а ты.
– Я? – растеряно переспросил юноша. – Но как?
– Они не видят Луны и Солнца и следуют за тобой. Быть может, их ослепляет заключенное в тебе пламя. Они летят к тебе, как на лампаду мотыльки. Но потому же тебя сторонятся живые, ибо они видят в тебе пожар.
– Ничего подобного прежде со мной не происходило. Наверное, всему виной глаз альва, или его письмо.
Язар без опасения передал лешему свои сокровища. Тот посмотрел в черный камень на свет, покрутил письмо в сучковатых руках.
– Мне не знаком этот язык, – признался он к разочарованию Язара. – Но нет в нем иной магии помимо той, что хранит облик письму. Но и неверно, что тебя изменил глаз альва, – он лишь открыл то, что прежде дремало. – Леший вернул Язару письмо и глаз. – А теперь, мой друг, я предлагаю и тебе вздремнуть. Утром я укажу тебе дорогу из леса. Но подумай хорошенько, куда ты захочешь пойти. Мои дети окружат заботой твою родню. Ты будешь жить в довольстве и радости, если вернешься домой. Но ежели ты пойдешь дальше на восток, твоя дорога будет тяжела. Ты будешь сеять смерть, и смерть будет следовать вместе с тобой.
– Я пойду, – решительно начал Язар, но тут же запнулся. – Пойду…
– Не спеши с ответом, – мерной речью успокаивал леший. – Ты волен уйти в любое время, а волен жить в моем лесу до конца своих дней. А пока отдохни. Ляг у моих корней, и в эту ночь я дарую тебе безмятежный сон.
Язар сомневался, что после калейдоскопа событий и вихря ошеломительных откровений сегодняшнего дня сумеет хотя бы сомкнуть глаза. Однако он, следуя совету Аболура, устроился у его ног. Спал он легко и спокойно, а когда очнулся, почувствовал в себе прилив новых, прежде невиданных сил. Он лежал на ласковом травяном ковре, а едва проснувшееся, но уже теплое солнце только подползало к его ногам.
Ближайшим поселением по его прежним представлениям был стоящий у Синего луча городок Золотарь. Однако он находился в пятидесяти верстах от Винника, тогда как по собственным оценкам Язар удалился от родной деревни уже на все семьдесят верст. Он давно отыскал путь к оврагу, где состоялось его знакомство с охотниками, и знал наверняка, что сумеет проделать обратную дорогу к селу. Но и с этим решением он медлил. С чем он вернется домой? С чужими вещами, ядовитыми грибами и умением сбивать желуди стрелами? Он вспоминал манящие обещания лешего, но сомневался. Зачем тогда было уходить, если он готов так быстро отступить?
Зима меж тем день ото дня крепчала. Облетали последние листья, отцветали травы. Ночи становились холоднее. Однако Язар этого не замечал. Победив пишачи, он впервые почувствовал в своей груди пламя, о котором говорили нимфы, и которого боялись звери. Чужая кровь пробудила в нем загадочную прежде дремавшую силу. Она его согревала, но она же его душила, сдавливала горло и не давала уснуть. Заглушить этот жар он спускался к роднику. Он подолгу лежал в его холодной воде и жадно глотал ее, как путник, умирающий от жажды в пустыни.