Родник укачивал его, словно любящая мать свое чадо в колыбели. В такие минуты Язар ни о чем не думал и отдавал свои мысли воде. Он отрешался от внешнего мира настолько, что порою вздрагивал, вдруг начиная тонуть. В одно из таких пробуждений он увидел перед собой Кальдию. Одной рукой нимфа его покачивала, другой нежно гладила по лицу. От неожиданности Язар вздрогнул и выскочил из купели. Смущение наступило позднее.

– Давно ты здесь? – растеряно спросил он. Нимфа засмеялась.

– Я здесь всегда. Не нужно меня смущаться, это все равно, что смущаться самой воды.

– Прости, что обжег тебя, схватив тогда за руку, – извинился он. – А тебе не больно, когда я прикасаюсь к твоему роднику?

– Мне даже… приятно, – призналась Кальдия. Она взяла его за руку и вновь вернула в купель. Он не имел ни сил, ни желания сопротивляться. – Мне приятно заботиться о птицах и зверях, а теперь приятно заботиться о тебе. Мне нравится утолять жажду, мне нравится забирать усталость. Ведь что может быть приятней, чем видеть счастье в живых глазах?

Но вдруг она помрачнела, и Язар, не отводящий от нее завороженного взгляда не смог этого не понять.

– Что тебя печалит, Кальдия? – обеспокоился он и сам, приняв ее печаль.

– Я остужаю твое сердце, Язар, а все равно не могу его остудить. И твой огонь с каждым днем только разгорается.

– Почему это происходит?

– В тебе два сердца. Одно принадлежит доброму юноше, другое жестокому убийце. И мне грустно оттого, что этот добрый юноша совсем скоро будет убит.

– Я не стану жестоким, – возразил он, – я не изменюсь.

– Я не утверждаю, что ты изменишься. Напротив, ты станешь тем, кем был всегда.

– Ты говорила, я убил тысячи, – вспомнил Язар. – Почему ты так сказала? Ведь я никого не убивал.

– Я это увидела, – Кальдия отвернулась. – Я увидела в тебе жестокое красное пламя. Может быть, это был пожар.

– Я все равно не понимаю…

– Прости, Язар, – перебила она. – Мне становится больно.

Он поспешил выбраться из купели, а на другой день не вернулся к роднику.

Он не бережливо расходовал чужие запасы и понимал, что не сумеет переждать зимы даже в пещере. Леший или его дети порою собирали для него грибы и ягоды, приносили орехи и травы. Но Язару было совестно принимать их дары, и чрезмерное внимание стало для него мучительней прежней враждебности.

Когда однажды наутро он вышел из пещеры, воздух наполняла холодная туманная дымка, а землю покрывала крупа. Этот знак он счел сигналом к действию. Он взял теплые вещи, провизию и походный мешок отшельника со всем его содержимым. Он не считал это кражей, ведь если хозяин пещеры не объявился до сих пор, не было оснований ждать его возвращения.

В последний раз он отправился по воду на родник. Там он пообещал себе сделать выбор: вернуться в деревню или уйти в город.

У купели его поджидал особый зверь. Крепким телом таранд напоминал быка, голову имел оленью с длинными ветвистыми рогами. Но удивительней всего была его длинная кустистая шерсть. Принимая цвета окружения, она маскировала зверя так, что издалека Язар его не заметил и принял за ветви рога. Копытом таранд подталкивал, словно пытаясь разбудить, неподвижно лежащего на земле человека. Мужчина уткнулся в траву лицом, а из его спины торчали две стрелы. Одет он был не по погоде легко в простой льняной рубахе и штанах, почти таких же сношенных, как и вещи, оставленные отшельником на сундуке. Перевернув мертвеца, Язар увидел мужчину степенных лет, с добрыми карими глазами, которые смотрели на него с теплотой даже сейчас. Язар легко узнал его и сразу понял, отчего овчина из пещеры показалась ему знакомой. Именно в той одежде к ним каждый год захаживал знахарь Велхоир – тот самый зелейник, что не сумел его излечить.

Язар осмотрелся, теперь зная, как опасно оставлять в лесу непогребённым человеческое тело. На другом берегу он увидел Кальдию.

– Я присмотрю за ним, – пообещала она. – Ступай.

Внутренний спор Язара разрешился, и юноша развернулся в сторону одинокой скальной сосны. Однако таранд несогласно ткнул его мордой в плечо.

– Ты не знаешь, куда я иду, и тем более не должен идти со мной, – возразил Язар. – Я не смогу тебя защитить.

Но таранд упрямился и не давал ему дороги. Пригибая голову, он так и навязывался человеку в проводники.

Язар уступил. Он закинул на круп животному и приторочил поклажу, а затем запрыгнул и сам. Дед Сусард держал лошадь, и Язар сызмальства был приучен к верховой езде. Но одно дело скакать по степным равнинам на деревенских тощих клячах, и другое нестись по буеракам сквозь лесную чащу на широком крупе чудесного скакуна.

Они мчались быстрее ветра, и Язар, держась за рога таранда, развевался парусом на ветру. Но он даже не успел хорошенько испугаться. То ли зверь под ним был волшебным, то ли выход, в самом деле, оказался ближе, чем он полагал. Но едва таранд ринулся на завалы бурелома, как лес вдруг расступился перед ними и сразу же сомкнулся позади.

Язар и его лесной проводник стояли на берегу Синего Луча. Прежде то была великая, могучая река, несущая стремительные воды первым людям, великанам и другим древним народам этих краев. Но когда боги сошлись в опустошительной битве за обладание Яраилом, единый континент Мард распался, река иссякла и убежала в Яллуйское море и Тревожный океан. Теперь ее опустевшее русло наполнялось лишь в половодье, но и тогда река спешила к большой воде. Всю остальную часть года по пересохшему руслу, как по тракту, катились повозки и торопились купцы в Бризарион.