— Ага, на прошлой неделе. — Йен остановился в квартале от нашей квартиры, чтобы купить хот — дог у уличного торговца, стоявшего на углу под потрёпанным синим с жёлтым зонтиком. Парень вытащил несколько смятых долларов, а владелец лотка взамен передал ему обёрнутый в фольгу хот — дог. Йен развернул его, плеснул на булочку немного соуса и горчицы, и сказал:

— Я думаю, что он какой — то наследник родительского производства кьянти [15] . Журнал «Modern Matters» делает разворот о нём, и меня выбрали в качестве одного из фотографов.

— О, итальянец. — Я выхватила хот — дог из рук Йена и откусила огромный кусок. Умирала с голоду. Так обычно на меня влияло рисование. Ну и то, что я дышала. Достаточно сказать, что я часто испытывала голод. — Как раз по твоей части.

Щёлкнув пальцем продавцу, Йен заказал себе ещё один хот — дог.

— Ты только что отобрала мой обед, Джулс. Я, знаешь ли, проголодался, сидя на попе ровно во время твоего урока.

— Прости, — искренне извинилась я с набитым ртом. И сглотнула, прежде чем потребовать ответа. — Почему ты промолчал о съёмке?

— Мне позвонили только сегодня утром. Всё свелось к двум другим известным фотографам и ко мне. Очевидно, им понравилась идея, что многообещающий фотограф снимет многообещающего бизнесмена. — Йен, скрючив пальцы, показал в воздухе кавычки и, пытаясь делать несколько дел одновременно, чуть не уронил на грязный тротуар только что полученный хот — дог. — Я погуглил его, он просто симпатяжка. Высокий, темноволосый и красивый, но даже это не описывает его в полной мере. Рослый, загорелый и великолепный. Заслуживающий совершенно новой номинации.

— Может, на этой работе также требуется художник по эскизам? — поддразнила я, следуя за Йеном в вестибюль нашего дома, а затем через стальные двери лифта. Он с улыбкой отрицательно покачал головой.

Будучи маленькой девочкой, я представляла себе переезд из Северной Дакоты в Нью — Йорк, и эти образы были наполнены высотными зданиями, гладкими современными линиями и квартирой, в которой могли бы разместиться все мои скульптуры в натуральную величину, холсты и альбомы для рисования. Но в итоге я оказалась в лофте на пятом этаже, в стенах которого больше трещин, чем у мощённой булыжником мостовой восемнадцатого века. Не сказать, что квартира очаровательна, но в ней определённо что — то есть. Некоторая своеобразность из — за того, что трещины в кирпичных стенах похожи на морщины на огрубевшем, постаревшем лице — воспоминания, высказанные каждой складкой и бороздкой на коже. Йен и я часто не спали ночами, попивая вино на диване и сочиняя истории и рассказы о прошлых обитателях квартиры. Эти стены многое пережили, и теперь настала наша очередь продолжить эту традицию. До сих пор мы неплохо справлялись.

Двери лифта распахнулись, и я последовала за Йеном в затхлый коридор. В нём не было окон, а металлическая винтовая лестница слева давно нуждалась в тщательной чистке, чтобы избавиться от многолетней грязи, скопившейся на перилах и ступеньках. Сажа и песок покрывали каждый сантиметр коридора. Хотя наш лофт такой же старый, как и остальная часть здания, мы с Йеном неплохо потрудились, чтобы он выглядел уютнее. Не всегда чистым, но точно пригодным для жилья. Окна от пола до потолка в железном переплёте оказались как нельзя кстати. Невероятно, как немного света может всё преобразить.

Правой рукой Йен порылся в джинсах, чтобы достать ключ, и вставил его в засов. Раздался лязг металла о металл, когда пазы сошлись и повернулся замок. Дверь со щелчком открылась.

— Дом, милый дом, — сказала я, бросая сумку на кухонную стойку, а сама усаживаясь на барный стул. Острый запах корицы, смешанный с легким привкусом карри, просочился сквозь вентиляционные отверстия в потолке и поднялся в воздух.

— Из чего будем пить? — Йен последовал за мной на нашу маленькую кухню. В нашем шкафу имелась целая коллекция разнотипных бокалов для мартини и вина, он достал пару, которую мы купили на фабрике муранского стекла во время нашей последней поездки в Италию.

— Ой, изысканные бокальчики.

— Решил, что нам следует отпраздновать. — Он потянул за ручку дверцу холодильника, достал полупустую бутылку Шардоне и начал наполнять наши бокалы почти до краёв. Желтая жидкость поймала отблески света от галогеновых ламп над нами и превратила вино в золото, словно Мидас [16] .

Я взболтнула бокал. Я такая слабачка и в желудке пусто, так что этого определённо будет достаточно, чтобы оказаться чуть больше, чем навеселе. Немного подвыпившая — это как раз самое то, потому что это ещё в пределах я — думаю — что — могу — танцевать — довольно — прилично — для — прослушивания — на — Значит — ты — умеешь — танцевать. Когда я пьяная в стельку, то перехожу на уровень, на котором я — только — что — выиграла — Танцы — со — звездами — и–праздную — танцуя — Ча — ча — ча — с–Максимом — Чмерковским.

Йен больше не позволяет мне напиваться.

— Мы празднуем то, что я заполучил первый крупный проект, и то, что ты наняла меня агентом.

— Но ты же знаешь, что мне нечем тебе платить. Это нельзя назвать наймом. — Я медленно глотнула. Прохладное вино заскользило по горлу, но сразу же пришло чувство, как тепло алкоголя разливается по венам. — Вряд ли это справедливо.

— Ты можешь отплатить в виде восхитительных портретов, вроде того, что нарисовала сегодня.

— Ну разве ты не тщеславен? — Я поперхнулась, делая ещё один освежающий глоток из бокала. Во рту и крови вновь возникла эта холодно — горячая двойственность.