А вот мне теперь — да. И как на это реагировать я не особо понимал.

— Да брось! — на довольно чистом русском меня заманивал молодой китайский лейтенант Мин Джао, — Иди сюда! Иди ко мне! Это не страшно!

— Витя, не ходи…, — жалобно звала меня издалека красивая девушка в приятного вида полушубке. Она простирала вперед руки и трогательно моргала большими глазами.

— Да вот и я думаю…, — бурчал я, вря, конечно же, только так, потому что нифига не думал.

— Смелее! — улыбающийся китаец продолжал свое черное дело, еще и руками подманивая, — Это очень полезно! Смотрите, я же стою! Идите ко мне!

Было ссыкотно. Не просто ссыкотно-ссыкотно, а на фундаментальном уровне ссыкотно. Это как высота, понимаете? Я вот высоты боюсь, пока человек. Реально боюсь. Одну часть тянет туда, жопу тянет назад, потроха подрагивают… а ведь я, товарищи, летающий. И когда туман, тогда могу хоть какие чудеса на виражах показывать, мне на всё начхать! А вот когда человек — вполне по-человечески боюсь. И сейчас боюсь, хоть там и не высота, а просто Стена.

Стена, перед которой мигает установленное на асфальте устройство. За ним как раз и стоит, улыбаясь самым гадским образом, китаец, из-за которого мы все тут сегодня собрались. И манит, собака такая. Меня. Стоит спокойно и безбоязненно.

Ну куда деваться-то?! Я ж мужик! Я ж ого-го! У меня такое ого-го! Я только что саму Окалину отмудохал! А до этого её дочь… обесчестил! И вообще!

Черт, ссыкотно. Ну, Витя, давай. Шагай. Нельзя ронять морду лица советского неосапианта.

Делай раз, человек-дикобраз!

Делаю. Через «не могу», «не хочу» и «не буду». Надо! Не могу я, простой советский человек, уступить этой наглой роже!

Под жалостливые завывания женщины в полушубке встаю рядом с китайцем, плотно сжав кулаки, зубы и жопу. Первые две секунды ничего, а вот потом… колется, жжет, зудит, свербит, зубы и волосы чешутся, глаза начинают побаливать…

— Чувствуете, да? Чувствуете?! — радуется, чуть ли не подпрыгивая, китайский коммунист, — В первый раз всегда острее всего! Нет, нет, стойте, пожалуйста! Это не просто так! Попробуйте почувствовать направление! Это очень важно! Сейчас, когда острее всего, вы можете почувствовать! Закройте глаза! Чувствуйте! Учитесь!

Представьте себе, что вы подошли к рабочему реактору, а вам предлагают задержаться, подышать полной грудью, проникнуться мягким сочным светом черенкового излучения, как следует прожариться…? Чудесно? Потрясающе!

Но я стою. Чувствую. И довольно быстро у меня формируется ощущение, что позади не стена, а какое-то больное солнце, поджаривающее мне зад чем-то средним между, собственно, жаркими солнечными лучами, и обалденно злым взглядом. Как будто там, позади, через стену и несколько километров пространства, стоит излучающий дикую враждебную мне радиацию мертвец, истово ненавидящий именно меня, Витю Изотова. Как будто сам смысл его больного, исковерканного, противоестественного существования в том, чтобы меня испепелить.

— Очень хорошо! — выводят меня из легкого транса слова китайцы, тут же начинающего меня тащить за мигающее устройство, — Очень прекрасно, товарищ! Я все понял! Вы почувствовали! Молодец! Большой молодец!

Вот же п*здун юный, прости Партия.

— Девушка! Женщина! Прекрасная! А вы хотите?! — бурно трещит Мин Джао, пока я стою в холодном поту и привыкаю к жизни назад.

— НЕТ! — от рявканья Вероники едва не вылетают соседние стекла.

— А зря! — суровеет китаец, — Вам, вечной, было бы намного полезнее! У вас долгая жизнь! Вы бы знали ощущения!

И… он убалтывает увязавшуюся с нами девушку. Та, конечно, сразу не идет за мигающую хренумбулу, а сначала подкатывает на кривой козе ко мне, хлопая глазками и предлагая её поддержать в этом нелегком начинании, на что Мин Чжао, моментально изменившись в лице, рычит, что пока ни Симулянту, ни ему самому, категорически нельзя заходить в «поле мертвеца». Несколько часов. Та «фора», что остались у меня и у него — нужна на операцию, предстоящую далее. Так что, вечная, давайте сами.

Кладышева, мелко вздрогнув, шагает вперед, тоже проходя через познание излучения «ограничителя».

Наш молодой и нехарактерно энергичный товарищ из другой половины Стакомска закатывает короткую лекцию о пользе подобных экзерсизов, через которые он с сослуживцами проходит регулярно, даже несмотря на то, что он простой адаптант, а мы так вообще криптиды. Говорит, что умение чувствовать поле, как и того, кто его излучает, чрезвычайно важно для выживания, а еще вполне полезно для здоровья. Мол, такие встряски, товарищи, укрепляют как источник, так и организм неосапианта, если, конечно, с ними не частить, а все делать в меру. И вообще удивительно и возмутительно, что служащих неогенов Советского Союза до сих пор, несмотря на все рекомендации их восточных товарищей, не подвергают таким процедурам, а вообще замалчивают информацию.