Фашисты вошли в город с большим апломбом. Среди населения были и такие, которые их приветствовали с цветами в руках. Но горожане уже были наслышаны о зверствах нацистов, и на лицах многих отображалась тревога и страх.

Фашисты с первых же дней приступили к своей любимой забаве – выявление и арест еврейского населения. Отец и мать Розаны заведомо до оккупации города были эвакуированы, и им ничто не грозило. Однако в один прекрасный день Мирон не застал Розану дома. Какая- то мразь настучала в комендатуру, что она еврейка и фашисты её забрали.

Надо было что –то срочно предпринять. Мирон оставался без связи с центром. В его голове созрел дерзкий план, который ставил под угрозу его лично. Но другого выхода не было, и он приступил к выполнению задуманного.

На пороге немецкой комендатуры возник однорукий мужик. Охранник хотел было оттолкнуть прикладом, но мужик заговорил на немецком языке.

– Я хочу видеть ваше руководство по важному делу.

Сказано это был очень уверенно и главное строго, на немецкий лад, и потому охранник более не посмел применить силу.

– Аусвайс, – резко потребовал он.

Мирон предъявил документы. Охранник сделал знак следовать за ним.

– Что ты хочешь мне сообщить, унтерменш? – спросил брезгливо комендант, рассматривая аусвайс Мирона.

– Господин комендант! Сегодня вы арестовали мою жену, как еврейку, но смею вам доложить – она вовсе не еврейка.

Сказал это Мирон уверенно, напрягая весь словарный запас своего немецкого языка.

Лицо коменданта от брезгливо –пренебрежительного стало строгим и настороженным.

– Ты хочешь сказать, что мы ошиблись и вместо еврейки забрали женщину другой национальности?

Наступил напряжённый момент. Мирон очень рисковал, когда посмел обвинить немцев в совершённой ошибке. Это заявление могло стоить ему головы. Но Мирон, который за свою жизнь много подвергался опасности, не потерял самообладания и ответил тем же уверенным тоном.

– Осмелюсь вам доложить, господин комендант. Она не еврейка, она такая же армянка, как и я.

Немцы народ дотошный, и любят во всём придерживаться безупречного порядка и точности.

Комендант подал знак, и на стол к нему легли нужные бумаги.

– Её зовут Богосян Розана, – сказал Мирон, будто читая мысли немца.

– Здесь написано, что её отец еврей, который сбежал из города до нашего прихода. Да и имя у неё типично еврейское.

– Отец еврей, но мать то армянка, и, как известно принадлежность к национальности у евреев считается по материнской линии. А имя Розана до евреев было популярно у арабов и армян.

На это немцу уже нечем было возразить. Унтерменш Мирон отлично разбирался в национальных вопросах, в которых немцы себя считали знатоками.

Но комендант не желал так быстро сдаваться, слишком велики были репутационные риски лично для его авторитета и для авторитета германского командования.

– Может ты и прав, но нельзя исключить, что комиссары могут подделать любую бумагу. Чем ты можешь доказать свою правоту?

Мирон напряг мозги. Надо было срочно придумать ещё одно доказательство принадлежности Розаны к армянской нации. Нужная догадка вовремя осенила Мирона.

– Прикажите пожалуйста привести её сюда и я докажу вам на деле, что она армянка.

Комендант угадал замысел Мирона, но тем не менее приказал:

– Привести её сюда.

Привели перепуганную Розану. Увидев Мирона, она окончательно струсила и побледнела.

– Розан –джан! Не бойся, вышла ошибка. Они думают, что ты еврейка. Докажи, что это не так. Ответь мне на армянском.

Розана живо сообразила в чём дело.

– Мирон-джан! Не представляешь, как я испугалась. Тебя дома не было. Они ворвались и грубо привели сюда.

В немецкой комендатуре звучала отборная армянская речь и, хотя никто не понимал ни словечка, но окружение коменданта с удовлетворённой улыбкой переглянулось. Насколько бы не были одурманены немцы нацизмом, но присущее им природное чувство справедливости осталось неизменным. Расхожая школьная поговорка –«что и требовалось доказать» – была налицо.

Комендант пребывал в явном замешательстве. Ему бы сейчас самое время вспомнить произнесённую в антисемитском угаре глупую фразу Гитлера – «Посмотрите на гордых арабов, которые смешались с евреями и превратились в жалких армян».

Но комендант, скорее всего, не знал об этой фразе, а если бы и знал, то не посмел бы упомянуть возвышенное имя фюрера в такой примитивной обстановке. Он пронзительно посмотрел на Мирона. В этом взгляде были одновременно и презрение к низшей расе и желание непременно отомстить за создавшуюся неловкую ситуацию, но это было бы уж слишком не по- немецки.