Вспомнив о рупоре, я поспешил к поезду.

Паровоз уже чадил дымом и лязгал сцепками, но не мог сдвинуться с места. Безумная ученая оказалась заложницей собственного изобретения — зажатый меж вагонов локомотив не мог сдвинуться с места, даже будучи отсоединенным от состава.

А без подпитки магией вся эта громадина не прошла бы и метра по искореженным рельсам.

— Все кончено, Николь! — крикнул, остановившись перед поездом. — Твои пешки разбиты! Мятеж подавлен! Сдавайся — и я обещаю тебе справедливый суд!

— Да пошел ты! — женщина распахнула дверцу и толкнула вперед Марка, прижав к виску наган. — Только попробуй меня тронуть, и я вышибу братцу мозги!

— Николь, — я усмехнулся. — Ты же знаешь, что это не мой брат.

К счастью, Марк едва балансировал на грани сознания из-за ушибов и потери крови и вряд ли что-либо слышал.

— Пусть так, — предательница скрежетнула зубами. — Но его кровь будет на твоих руках.

— Не будет, — взмах — и окруженное щитом тело опустилось рядом со мной.

Тесла в ужасе распахнула глаза и попыталась захлопнуть дверь, но та не поддалась, загодя приваренная к обшивке.

— Игры кончились, — подбросил на ладони ослепительный огненный шар. — Не хочешь по закону — будет по моему. Сегодня я твой судья. Обвинение — измена Родине. Приговор — смерть!

Сфера с тихим гудением метнулась в гадину, оставив позади яркий трассер. Однако в шаге от цели брызнула во все стороны снопом искр. И подобное возможно лишь при одном условии — если перед снарядом поставили барьер. Но как? Неужели?..

— Что? — темные губы расплылись в самодовольной ухмылке. — Не ожидал? Думал, я как наркоторговец — никогда не пробую собственную дрянь? Ты ошибся, красавчик. Я накачана манородом по самый гипоталамус. И сейчас ты узнаешь, на что способен разум, лишенный догм, запретов и ограничений. Тебе никогда не пробить мой щит. На моей стороне — передовая наука. Мои знания — непобедимы.

— Наука? — хмыкнул и вытер с губ струйку крови. — Я покажу тебе, что такое настоящая наука.

— Ну, давай, — предательница расплылась в ехидной ухмылке. — Удиви меня.

— Как думаешь — справится ли твое хваленое поле с двумя атомами свинца, разогнанными до субсветовой скорости?

— Ч-что?! — женщина в изумлении распахнула глаза. — Эти частицы слишком тяжелы! Это… невозможно!

— Только на твоем уровне, — усмехнулся. — Но я-то знаю побольше вашего. Лет эдак на сто. И если запустить частицы в вакуумном туннеле диаметром около двадцати километров, предварительно охладив до температуры абсолютного нуля, частицы смогут развить скорость в две трети от света благодаря свойствам сверхпроводимости. И знаешь что?

Заговорщица отшатнулась и попыталась усилить щит, но было слишком поздно.

— Я уже разогнал атомы до нужной скорости. Осталось только свести их в одной точке — скажем, в твоей глупой предательской башке.

— Ах ты тварь!

Она рванула ко мне быстрее ветра, выставив перед собой скрюченные пальцы. Меж ногтей бесновалась тонкая голубая молния, которую я видел лишь однажды — когда Распутина пугала Хмельницкого лишением Дара.

Заклинание, временно выводящее из строя колдовские способности, ударило мне прямо в грудь. Но прежде чем сердце тревожно екнуло и пропустило удар, я обхватил голову предательницы и навел разогнанные элементы на цель.

Лицо Николь перекосилось, колени дрогнули, а руки обвисли плетьми. Соударение элементарных частиц не привело ни к большому взрыву, ни к образованию кротовой норы, как думали всякие конспирологи.

Но полученной энергии вполне хватило для обширного инсульта, и безумная ученая грохнулась на брусчатку, точно марионетка с обрезанными нитями.

Эпилог

Рев гудка всколыхнул пелену предрассветного тумана, и первые лучи озарили идущую с востока громаду, издали напоминающую плавучую гору.

Сходства с айсбергом придавала белая краска и позолоченные окантовки фальшбортов, орудийных портов, иллюминаторов и якорей.

На носу подобно хризантеме японского флота красовался распростерший угловатые крылья орел из чистого золота, и я побоялся даже примерно прикинуть, сколько весила такая фигура.

Высоченный корпус со скошенными клепаными бортами нес две башни со спаренными орудиями главного калибра — столь огромными, что в каждое без труда забрался бы человек, причем не самый маленький и худой.