— Кому какое дело, есть у человека потребность в близкой девушке или нет? Да и всё равно, она у вас уже есть. Но вы третируете её, воображаете, что приняли аскезу. Стали настоятелем подземного монастыря? У нас разве монастырь?

— А если все захотят подобного? И что будет? Все мы дружно превратимся в какую-нибудь страну Блаженных, в подземную Аркадию? А кто будет нести службу? Одно дело — иногда, для разрядки, а так?

— И вас это серьёзно заботит?

— Да. Заботит. Тролли её уже травят, исподтишка, боятся открыто проявлять своё отношение к ней. Понимают, кто за нею стоит. А ты думал? Они спят и видят, чтобы её унизить, использовать и выкинуть из своего «Лучшего города континента». У них тут страшная конкуренция за удобное местечко. И что мне стать её мужем? По их дикому обряду?

— Почему нет? Очень красивый обряд…

— Ты играл в этот обряд, потому что ты мальчик-игрун в силу возраста. А я не выдержу этого маскарада в их Храме и оскверню ещё, чего доброго, их Надмирный Свет. А вдруг Он и есть? А то и они прибьют меня на месте за кощунство, как начну заходиться в хохоте над собою же. Я же знаю себя. Я и на Земле-то не любитель был подобных условностей и пережитков. Или поселить её у себя, внизу ли, вверху ли, это тоже вызов. И уже двойной. И своим, и местным. Тебе странно, что я этим озабочен?

— Нет. Не странно. Это как раз нормально. По сравнению с тем, как вы выкручиваете ей душу сейчас.

— С чего взял? — он остановился, перекрыв ему путь, ища в его глазах ответ на вопрос, который не был задан. — Она тебе что-то говорила?

— Что? — спросил Антон.

— Обо мне? — спросил Венд.

— Я что же, подружка? — спросил Антон

— Тогда скажи честно. Как мужчина. Поскольку ты уже прошёл тут свою настоящую и даже огненную инициацию, став из оранжерейного мальчика мужчиной космической выплавки. У тебя была с ней близость? — его зрачки опять уподобились заточенным остриям. Разве что не царапали. — Она же льнёт к тебе настолько очевидно…

Антон не ответил. Дикий допрос соответствовал столь же дикому поведению, какое он позволял и на пляже.

— Поверь, мне легче уступить тебе, чем мучить и её, и себя…

Антону вдруг пришло в голову, не хлебнул ли Венд местного опьяняющего напитка, раз настолько неадекватно и навязчиво себя ведёт?

— Шеф, очнитесь же! Не я, а вы не видите очевидного, будто лишились трезвости восприятия. Она никогда ко мне не льнула! Мы просто дружим с ней. Любим поговорить на разные мировоззренческие темы, хотя она и смешная такая…

— Смешная? Да она умнее тебя и куда как развитее! Сам ты смешон в этом своём чувстве превосходства! Зачем тогда ночью околачивался вокруг «Мечты»?

— Да просто гулял. Там же пролом в ограде был, вот я и решил искупаться в их лягушатнике…

— Водоём для лягушонка… — пробормотал Венд, — Куда ты попёрся-то купаться, если озеро рядом?

— Да так. Душно было, я весь пропотел, подумал, чего не окунуться? — Антон таращил свои чистые, абсолютно лишённые двусмысленности, глаза, как невиновный школьник перед вопрошающим педагогом. — К тому же она плохо себя чувствовала накануне, не вышла на вечернюю прогулку, я и встревожился…

— В каком смысле плохо себя чувствовала?

— Не знаю. Её тошнило в последнее время, и она как-то едва не потеряла сознание, голова закружилась, но немного посидели на поваленном дереве, и ей лучше стало. Я подумал, что это от перегрузки, от возможного малокровия. Она всегда же работает без выходных, аппетит не очень. Вот я и дал ей восстанавливающие препараты, для укрепления иммунитета…

— Заботливый ты парень. А я даже не подозревал, что она… — Рудольф изобразил странную страдальческую гримасу.

— Да у неё всё уже отлично. Вот и Франк как доктор взял над ней опеку.

— Франк не рассказывал тебе, чем она… ну… болела?

— Нет. Зачем бы ему выдавать врачебные тайны?

В порывистой, нервной откровенности Венда ощущалось нечто жалкое, плохо с ним увязывающееся. Он словно оправдывался перед Антоном, хотя Антон и не нуждался в его оправданиях. Оправданиях в чём?

— Разве она против вашей привязанности? И неужели вам, действительно, необходимо всеобщее одобрение всех наших? Мне лично, случись такое, как и Олегу, было бы не до высших разрешений, ни до всяких там одобрений.

— У нас же тут не казарма в привычном смысле, а семья. Земная семья. Мы пребываем в немыслимом отрыве от породившего нас мира, от Родины. Здесь нельзя враждовать внутри нашей замкнутой системы. Поэтому важно всё.

— Зря вы выбросили за стену ту девушку Олега, Колибри, — сказал вдруг Антон, устав от его навязчивости и тронув трагедию Олега с умыслом. В трагедии двух влюблённых людей был виноват Венд. Собственно, он и породил эту трагедию.

— Она была проститутка! — Рудольф резко изменил свой задушевный тон, — Олег чистый мальчик, землянин, а не земляной червь, как эти тут. Он и не ведал о том, что бывает продажный секс. Но если не любила? Просто пряталась от своих дружков, неизвестно, что они там не поделили. Впускать к нам духовную заразу из притонов? Ты шутишь? Что ли, — выражение «что ли» он произнёс, уже издеваясь над Антоном. Он вмиг утратил свою доверительность, внезапно ожесточившись и за свою искренность, и на Антона, и на Олега заодно. — Он нарушил настолько серьёзную инструкцию, что только такой добряк как я и не вывесил его сушиться в вакууме. Он стал откровенным преступником — убийцей после того, как не сумел справиться вначале с сексуальным инстинктом, утаив на закрытом объекте «девушку по вызову», — щажу твой деликатный слух и не называю её сущностным определением, а потом он просто провалился в омут примитивной агрессии. А если бы убили уже его? Убили Артура? Кто бы за это отвечал?