— «Верю» — кому тут можно верить?

— Хор-Арх — феномен, но не опасный никому. Любопытный. От него не может быть зла. Он добрый. Если пришёл, значит ему нужно. Я пойду. А то вдруг он не будет долго ждать.

— Добрый? Антон, у тебя настолько детское восприятие мира и людей, что и не знаю, как это тебе удалось сюда попасть? Из тебя вышел бы отличный воспитатель детей младшего школьного возраста. Я всегда замечал, что инфантильные люди — лучшие друзья детей.

Спустя совсем немного времени, Антон уже стоял посреди обширного здания и озирался, обтекаемый разнородной, разнообразной, но скудной по цвету толпой. Хор-Арха не надо было искать. Он заметен, несмотря на малорослость, да он и сам объявится, если позвал. Но время шло, а он не объявлялся. И уйти он не мог, слишком быстро примчался Антон, слишком торопился. Хор-Арх регулярно покидал свою загадочную пещеру где-то в пределах обширнейших так называемых «пустынь», но вот каким образом он беспрепятственно попадал сюда, в столицу? Какие пути он использовал? Его появление в столице было делом обычным по донесениям столичных агентов, но на контакт с землянами Хор-Арх не шёл, хотя они осторожно пытались к нему подобраться с целями его изучения. Он всегда необъяснимо исчезал, как и появлялся, ловко путая свои следы.

Антон поднял голову. Над прозрачным куполом, похожим на тот, что был в Храме Надмирного Света, распростёрлось серебристое небо Паралеи с редкой прозеленью в нём. Что мог Антон там увидеть? Хор-Арха верхом на его летучих собаках? Розыгрыш какой-то, но чей? Рудольф был слишком серьёзным, и розыгрыши такого рода не были в его вкусе. Хор-Арх же обмануть не мог. Для чего ему было так странно шутить?

Антон опять принялся озираться по сторонам через головы низкорослых в основном жителей планеты.

«Стою тут в центре, как новогодняя ёлка», — нелепость ситуации начинала раздражать. Ждать или уходить? Страшная духота запирала дыхание, густо насыщенное амбре из смешения застойных и вновь приносимых запахов забило нос полностью. Вокруг плыли по своим делам, переругивались, молчали, шуршали по полу подошвами, стучали подмётками распаренные ранней жарой люди. Что дальше-то будет? Печь-гриль, а многие уже сейчас были как смугло-налитые сосиски по цвету лица, и разве что не потрескивали от жара. Лицо Антона не потело никогда, под одеждой было земное, приятно холодящее тело термобельё, а всё равно он чувствовал себя грязным и липким. «Ну, и где этот нетопырь Знахарь»? — и он окончательно разозлился.

Кем был Хор-Арх — «Знахарь»? Находясь с Олегом в тюрьме Паралеи, в «доме очищения» по местной терминологии, Антон был помещён в некое обиталище с безобразным, но разнообразным скоплением странных, человекообразных тел. Были ли они мыслящими? Он не был в этом уверен. Олег пришёл в себя позже, и первое время его с ним не было. Он отлёживался в другом уровне каземата. Попытки задеть землянина, а то, что он инопланетный гость, никому и в голову не приходило, привели к печальным последствиям для тех, кто переходил грань допустимого при совместном и тесном сосуществовании. И вскоре Антона перевели в изоляцию как особенно странного мутанта. Это был тесный и узкий подвал, бокс, отсек, или конура, где он обитал уже один. Этому предшествовала одна история. В общую и душно-сырую кубатуру привели странное существо. Вначале решили, что это подросток. Но он оказался стариком на дрожащих тонких ногах, а вот лицо у него напоминало скорее постаревшего подростка, чем карлика, потому что черт, характерных для лиц карликов, вызванных гормональным сдвигом, у него не было. Оно не выглядело уродливым. Оно было умным и освещалось яркими глазами, любознательными и проницательными. Над странным человечком попытался поглумиться один из заключённых, просто от скуки, даже без особой злой цели. Игрун был отброшен сильным броском, который продемонстрировал молчаливый парень, до того дремавший в своём персональном и отвоёванном углу. Хулиган больше не подошёл ни к старику, ни к Антону. Но спустя время, когда старика с детской внешностью увели куда-то, бандит всадил в спящего землянина длинную заточку, пронзив его сердце. Тюремщики, найдя его утром в луже крови и без дыхания, сбросили в мертвецкую, посчитав трупом.

Что произошло в той ледяной, ямине каземата? Франк уже на базе объяснял Антону, что он пребывал в коматозном состоянии, поэтому и включилась встроенная ещё на Земле перед отбытием программа, активируемая экстремальной ситуацией, если человек в неё попадал. Вживлённые микроскопические роботы, пребывающие в свернутом состоянии, вроде спячки, характерной для латентных микробов, пробудились и занялись реализацией своей программы, — устранить, починить нанесённую травму, смертельную для любого жителя Паралеи. Чудодейственным способом глубокая рана, несовместимая с жизнью, была залечена. Через двое суток Антон был цел, но отнюдь не невредим, страшно изнемогал от жажды, головокружения и тошноты. Умудрившись встать, он снёс хлипкую дверь мертвецкой, её и не думали укреплять, для чего? И вышел в недра тюрьмы, посеяв там оторопь, переходящую в панику. Впоследствии маленький старый человек был посажен в ту же камеру, где лежал Антон. Он сам вызвался ухаживать за больным мутантом, как считали Антона в тюрьме, и они сдружились. Тихий человечек оказался травником, целителем для того жалкого сброда, который выживал за пределами Паралеи в заброшенных убитых городах пустыни. Беглое ворьё, отработанные проститутки, опустившиеся, сошедшие с ума бедняки и прочий асоциальный люд обитал в том колоссальном резервуаре, среди пространств, вовсе не бывших пустынями в классическом смысле этого определения. Там росли леса, переходящие в джунгли, населённые зверьём и человекообразными дикарями, не всегда людоедами. Озёра с рыбой и реки, текущие в мелкий и тёплый океан. Огромная страна, никем не изучаемая, некогда заброшенная из-за своей окончательной погибели, так считали «мудрецы» Паралеи. Но она продолжала свою тайную до времени регенерацию и копила силы для дальнейшего восстановления вовсе не умерщвлённой жизни. Всё это рассказывал Антону маленький человек, которого любили несчастные изгои и бродяги и которого слушались даже людоеды. Он был вроде мистического жреца, благодетеля, врачевателя от мучительных недугов тела. Судьей их распрей, утешителем их душ. Они считали его посланцем Надмирного Света. Время от времени в тех местах происходили облавы на тех, кто жил в руинах цивилизаций прошлого с целью вылавливания там детей, рождающихся иногда у выдворенных туда проституток. Военные не всегда трогали самих жителей, считая их отбросами уже того света. Но детей по возможности спасали оттуда. После сбора детишек, рождённых от изгоев, их лечили и отдавали в приёмные семьи. Сами жители Паралеи рожали мало детей. Хор-Арх и был схвачен как больной и странный подросток, и только при изучении поняли, что это старик-мутант. Его временно поместили в накопитель-изолятор вместе с безобидным сбродом, который подлежал обратной высылке в дикие места, в отличие от опасных бандитов и убийц. Кто есть опасен, а кто просто не нужен, решали спецы особого подразделения Департамента внутренней охраны Паралеи.

Каждую ночь к ужасу тюремщиков окна и крышу облепляли стаи страшных существ с перепончатыми крыльями, с плоскими и карикатурно человекообразными, но покрытыми перьями, мордами. Млекопитающие летуны, собаки — падальщики из безлюдных гор и пустынь, истошно визжали и скалили свои чёрные внутри пасти. Они вызывали жуткий страх и суеверный ужас — эти порождения необитаемых пространств, ведь тех, кто жил там, считали насельниками ада. Летающих жутких, монструозных по виду собак пытались отстреливать, но падая с истошным воем, как подбитые военные истребители в прошлых войнах Земли, они ещё долго трепыхались и кричали, как терзаемые маленькие дети, что было непереносимо окружающим людям. Стрелки редко попадали в цель точно, а раненные и убитые твари вовсе не отпугивали остальных, которых было несметное число. Они гадили на улицах города, на головы людей и крыши зданий, но упорно совершали свои налёты. К тому же существовало странное суеверие, что прикосновение к ним, живым или мёртвым принесёт смерть в дом тому, кто притронется. Возможно, они и были носителями опасных вирусных инфекций, подобно организмам, которые используются болезнетворными агентами как промежуточные организмы — переносчики. Сами собаки не болели. Но город неожиданно пришёлся им по вкусу. Они стали совершать налёты на рынки и местные свалки, где было много подходящей им еды, спали в скверах и парках, залетая и в прохладные холлы правительственных и административных обширных зданий. Стали возникать единичные пока, но смертельные случаи заражения людей, и что немаловажно, среди высокопоставленных чиновников, чьи служебные здания полюбились летучим собакам особенно. Они были прохладны и пустынны по ночам, они ловко проникали туда днём через открытые окна, а работать в довольно жарком климате при закупоренных окнах и отсутствии систем кондиционирования помещений было невозможно. Их боялись трогать, невозможно было заставить мусорщиков убрать их разлагающиеся трупы после того, как их убивали во время полётов. Они смердели невыносимо, а их продолжали не трогать. Заставляли делать это преступников, сидящих в тюрьмах, но во время уборки многие из них сбегали, и от этой затеи отказались быстро. Их налёты продолжались всё то время, пока маленький старик пребывал в заключении. Когда это сообразили по неизвестно чьей подсказке, он был увезён из столицы и где-то выпущен у границы пустынь на свободу. Столь же необъяснимо исчезли и пугающие всех невыносимые летуны. Больше Антон его не встречал, хотя и слышал о его внезапном появлении временами на бедных столичных окраинах.

Доктор Франк, уверяя, что Антон не умирал окончательно, не знал о его видениях ли, снах ли, — бред ли это был? То, что яркими, но рваными обрывками помнил Антон. Странные образы стали всплывать внезапно и гораздо позже, почему Антон и не рассказал о них Франку в период своего последующего исследования и восстановления на земной базе под наблюдением доктора.

…В мрачное и запредельное место, где он валялся на склизком полу среди густого смрада, пришёл Хор-Арх. И положил на рану Антона нечто, пронзившее космическим холодом. Это был прозрачный и невероятно тяжёлый камень, но камень пульсировал и шевелился на его груди как живое существо, в то время как сам Хор-Арх стоял заметно в стороне. Антон отчётливо видел тогда всё, поскольку сознание вернулось к нему. Дневной свет проникал в полуподвальное помещение через мутные круглые окна под самым потолком. Сам низкий потолок был жуткого какого-то цвета, то ли настолько грязный и закопчённый самой древностью, то ли сам камень имел такой гнетущий вид. Он был настолько близок к его глазам, что встань он, и голова упёрлась бы в него. Мучительность его нависания и отчётливые передвижения огромных пауков на нём, вызывали отвращение, пограничное с ужасом. Но тотчас же он забыл обо всём, поскольку закричал от жесточайшего проникновения вглубь раны словно бы твёрдого пламени, даже не подозревая никогда о существовании подобной боли. Она прошла сквозь позвоночник и будто бы оплавила костный мозг внутри, а выходя наружу растекалась горячей и быстро остывающей водой, в которую он погружался весь целиком… Уже в следующее мгновение он сидел на белом берегу. Зелёная стена зарослей стояла позади, а впереди, набегая на босые ноги тёплой волной, безмолвствовал (именно безмолвие и поражало) синий океан. Антон легко встал и пошёл. И сколько он шёл, было непонятно, но вода как была, так и оставалась по колено. Нырнуть и поплыть было невозможно. Вокруг ничего не было, кроме гладкой и отсвечивающей кристаллическим блеском поверхности загадочного водоёма. Ни берегов, ни облаков сверху, поскольку и само небо было точно таким же — потрясающе-синим и пустым. Он очнулся от прикосновения Хор-Арха, и опять оказался на белом берегу.

— Это моя память, — сказал гном, — и не пытайся плыть. Я сам никогда не плавал и не знаю, как это происходит, поэтому у тебя ничего не получится. Самое большее заходил по колено и всё. Наши океаны не такие, как океан на Паралее, и не такие как ваши на Земле. — Антон не удивился, что он знает о Земле, но присмотревшись, увидел, что вода стоячая и больше похожа на зеркало, лежащее внизу и отражающее синее, как самый изысканный сапфир, небо. Возможно, это был именно отражённый свет, а не цвет самой субстанции, которую он принял за океан. Утратив интерес к бесполезной мелкой воде, Антон повернулся к зелёной растительной стене. Листья поражали размерами. Каждый был со среднюю столешницу, не меньше, и все они имели непривычную конфигурацию. В белых цветах блестела кристаллическая роса, гранённая, как бывают огранёнными только ювелирные камни! И сами чаши цветов настолько несуразные по величине, что в любом из них как в тазу мог бы поместиться ребёнок. Словно в ответ на его мысль-образ из одного такого «цветочка» высунулось розовощекое и смеющееся лицо. Тельце упитанного голенького ребёнка было там, он елозил и норовил выпасть.