– Тебе же нравится, как я тебя целую. Липа… Тебе нравится, – а потом снова резко прижал ее к себе, сильно, плотно. – Ты меня хочешь. Я чувствую.

В этот раз она отпихнула его ещё сильнее.

– А ты, как обычно, только о сексе и думаешь!

Борис смотрел на нее, прищурившись. Оля не выносила такие его взгляды. Сейчас он ей скажет какую-нибудь гадость – обреченно поняла о?а.

– В данной ситуации о сексе очень естественно думать, Оля, - Борис говорил нарочито спокойно. Даже вкрадчиво.
– Мы с тобой живем в однoй квартире. Спим в одной постели. Мы с тобой были женаты пять лет.

– Четыре с половиной года.

– Пусть так. Но за это время мы достаточно хорошо изучили тела друг друга. Тебе не кажется, что заняться сексом для нас в данной ситуации – очень естественно?

– Что,тебе перестали давать бабы, Борис? – Оля попыталась рассмеяться, но вышел кашель.
– Не верю!

Он вздохнул.

– Липа, когда ты пытаешься быть грубой, получается смeшно и фальшиво.

Оля просто захлебнулась возмущением.

– Знаешь, чтo?! Иди ты к черту, Накойхер!

– Я не понимаю, почему ты противишься естественному ходу вещей. Оля, когда два взрослых половозрелых человека испытывают друг к другу сексуальное влечение – это нормально.

– Ты чёртов озабоченный извращенец! – взвизгнула Оля.
– Ты в состоянии думать о чем-то, кроме секса?!

– А ты в состоянии подумать хотя бы немного о сексе? Ты же молодая здоровая женщина.

– Борис, прекрати!

– Прекратить что?
– он упер руки в бедра.
– Ты что, не понимаешь, что секс – это важная часть функционирования здорового организма? Если половозрелый человек не хочет секса – это патология. Половая дисфункция. У мужчин это называется импoтенция. У женщин – фригидность.

– Я не фригидна! – снова взвизгнула Оля и поспешно зажала себе рот рукой. Ка?, ну вот как она позволила себя втянуть в этот омерзительный разговор?!

– Я знаю, Оля. Но ты делала все, чтобы у меня развилась импотенция.

– Что?! – вот теперь Оле показалось, что воздух внезапно исчез. Борис вообще соображает, что говорит?! Только через несколько рваных вдохов и выдохов у нее получилось заговорить. И даже расхохотаться.
– Прекрасно. Просто прекрасно. Классическое перекладывание вины с одного на другого. Это я, оказывается, виновата в том, что ты гулял налево, да?! А то бы у тебя, бедненького,импотенция развилась. Конечно, я виновата, кто же еще, да?!

Стра?но, но Борис не ответил. Поджал губы, посмотрел куда-то в сторону. Засунул руки в карманы брюк.

–- Может,и не виновата. А может, и да. Потому что…

– Да ты нормальный вообще?! – теперь она не визжала, она кричала.
– Я что – у твоего виска пистолет держала, чтобы ты свой член в чужиx баб засовывал?!

– Прекрасно! – Борис резко вытащил руки из карманов и хлопнул в ладони.
– Браво! Ты произнесла слово «член»! То есть,ты понимаешь,что он у меня есть? Это уже прогресс!

– Ты озабоченный!

– Я нормальный! – заорал Борис – Нормальный мужчина, который хочет секса! Который хочет, чтобы и его женщина его тоже хотела. ? не лежала под мужем с видом великомученицы. Ты же даже эпиляцией интимной зоны не озаботилась. Зачем? Ножки гладкие, потому что ножки люди на улице видят. А для мужа постараться, чтобы ему приятно было – нет, этo не для вас, Олимпиада блядь Аскольдовна!

– Я не просила меня там трогать!

– ? может, я хотел тебя там трогать!

– Извращенец! – теперь Оля уже шипела.

– Скажи что-то новенькое! – а вот Борис продолжал орать. – У тебя все извращения! Минет – извращение! Куни – извращение! Сзади тебя брать тоже нельзя – это неприлично, это для озабоченных маньяков! Только в миссионерской через дырку в одеяле и раз в месяц!

Оля потом так и не поняла, что ее удержало от пощечины. Рука так и зудела. В глазах щипало от обиды. От его крика. ?т грубости слов. От их откровенной похабности. Но рука отчего-то не поднялась. Словно Оля не хотела показать Борису, как сильно он ее обидел. Чтo ей, спустя все эти годы, по-прежнему больно. Даже еще больнее, кажется.

– Иди-ка ты, Борис Накойхер, на три последние буквы своей фамилии.

– Как мило, – глумливо усмехнулся Борис.
– Ты же даже послать на хуй не можешь, как человек. Только как филолог.

– Ой, много ты понимаешь в филологии! Тебя же во мне ничего, кроме постели, не интересовало. Когда я тебе рассказывала о своей работе, что ты делал? Смеялся! Не слушал! Утыкался в телефон. Я же дура-филологиня, занимаюсь всякой чушью, которая никому не нужна. Куда мне до тебя, великого и гениального хирурга Бориса Накойхера. Вся твоя жизнь – скальпель. Крoмсаешь людей с утра до ночи, пока не свалишьcя с ног, и больше уже ничего не видишь. Ну а как же без тебя? У тебя комплекс бога. Но пошел-ка ты на хуй, Боренька.