— Мы решили поехать к тебе, — сказал Вилле, смотря на меня через очки с высоты своего роста. — Я подумал, что тебе, возможно, наша помощь будет нужнее всего… и, как вижу, так оно и есть…

— Так-то оно так, но вы, к сожалению, опоздали. Если б хоть минут десять назад… да чего уж там… — Я опустил взгляд и безнадёжно махнул рукой. — Драконы почти все улетели, дом горит, меня хотели убить, на земле труп и двое раненых, Севу подстрелили, на меня охотится полиция — полный набор!

— С твоим братом что-то? Где он? — тут же взволнованно спросил Вилле.

— Там. — Я указал головой на бирюзовый домик. — С ним Ульяна и Даша… Скоро всё решится…

— Это твои родители? — спросила Элиза, глядя мне за спину. — Не познакомишь?

— Если ты просишь… Короче, это мои мама и папа. Родители, знакомьтесь: это Вилле и Элиза, тоже драконники.

Мама, к счастью, не сделала ничего — даже не заплакала. Папа нашёл в себе вежливость кивнуть с места и приветливо помахать. Вилле с Элизой кивнули в ответ с натянутыми улыбками.

Ну почему эта долбаная опасность даже улыбки делает неуместными?!

— Что случилось? — спросил Вилле. — Это всё «Бхаггар», да?

— Ну а кто ещё… Знаете, у нас тут перед всем этим такое дело намечалось…

И я вкратце ввёл неразлучную парочку в курс задуманного мной с Дашей предприятия.

Пока я говорил, глаза Вилле наполнялись знакомым мне по прошлому большому делу огнём готовности к действию. Молодой драконник, похоже, уже предвкушал, как мы все полетим свергать Штинка, поэтому я решил вернуть его с небес на землю, закончив словами:

— …но, увы, всё так произошло, что замута откладывается. Надо узнать, что дальше будет с Севой, и придумать, что делать нам самим. Кого-то с ним придётся оставить — с оружием, чтобы защищали… хотя, если приедут менты, это как раз всё усугубит…

— Но ведь откладывается же, а не отменяется, верно?

Я не ответил.

Из домика вышла Ульяна (наверное, как и я несколько минут назад, с отрешённым видом), огляделась, увидела нас и пошла к нам. Моя мама шагнула к ней, остановила, спросила о чём-то. Ульяна что-то сказала в ответ и направилась дальше.

А женщина вернулась к стоявшему рядом мужчине, и тот прижал её к груди. Ясно: плачет. А вообще это было предсказуемо — вне зависимости от новостей насчёт моего брата.

Я вдруг осознал, что практически и не воспринимал Севу по-настоящему как своего родственника. Скорее, как прибившегося лет сто назад младшего приятеля с проблемным характером и синдромом нехватки внимания. Поэтому и нет на его счёт сейчас никаких эмоций: кого жалеть-то?

И пусть только кто-нибудь скажет мне, что это душевная чёрствость. Не задумываясь, достану из кармана пистолет и высажу в лицо остаток обоймы.

Ведь я не говорил, что мне на Севу плевать. Просто эту жалость я решил не показывать даже самому себе. Думаю… мне стыдно было бы осознавать, что он мне хоть сколько-нибудь дорог. Я и не осознавал.

Потому что… как мне может быть дорог человек, которого я ненавижу?

4

Ульяна подошла к нам, не поднимая взгляда. Видимо, она тоже находилась под потрясением от случившегося.

Я повернулся и посмотрел на неё. С чуть смазанным макияжем, с пятнами крови на руках и футболке и без того налёта холодной взрослости, который так меня бесил в последние месяцы, она выглядела той же пятнадцатилетней девочкой, с которой я, будучи так же на год младше, делил печаль от гибели дракона и от ухода Вилле в религиозные дебри.

Теперь печаль со мной делила она. Возможно, это как раз должно было вновь нас сблизить. Вот со временем и узнаем, так это или нет.

— Данил… — начала Ульяна, осеклась и качнула головой.

Я терпеливо ждал: не всегда слова и жесты означают то, что мы привыкли в них видеть.

И верно. Ульяна вдруг подняла на меня глаза и сказала:

— Пока ещё неясно. Там Даша колдует над ним… мне сообщила, что дальше и сама справится… Она ему кишку немного подшила — знал бы ты, как оттуда воняет… Теперь осталось лишь зашить рану с двух сторон да молиться, чтобы инфекцию не занесло. Может, всё же Севу в больницу отправим?..

— Кому молиться? Великому Дракону, что ли?.. В больнице придётся объяснять, откуда рана, — а огнестрел у нас чётко расследуется… так что не вариант. А если помнишь, у нас вроде был план, который мы собирались исполнять…

— Изменить его? Отложить? Отказаться? Что ты предлагаешь? Севу в таком состоянии оставлять нельзя…

— Верно, нельзя. Поэтому с ним кто-то должен остаться. А другие смогут полететь и сделать то, что задумано.

— Что для тебя важнее: успех в войне или жизнь брата?

Вопрос Ульяны будто ударил меня. Но лишь «будто»: сегодня я не допускал возможности, что меня можно как бы то ни было ударить. Впрочем, как и уже долгое, долгое время.

— Насчёт его жизни ты сама сказала, что ещё мало что известно, — тщательно подбирая слова, ответил я. — А промедление сейчас будет означать, что мы бессильны и сдаёмся на милость всей этой шайки, которая убедится в своей безнаказанности и затем будет пробовать снова и снова, пока всё-таки не сживёт нас со свету. Поэтому лететь надо, и я это сделаю. Считай, что это месть за Севу. Вилле, Элиза, вы со мной?