Прошло не больше минуты, и в коридоре появились четверо в камуфляже с накинутыми поверх курток меховыми жилетками. Колонной быстро подошли к Штинку. Первый из них вопросительго наклонил голову, и Штинк в ответ также молча кивнул.

Двое в камуфляже подхватили тела мёртвых охранников и потащили прочь по коридору. Ещё двое вошли в приёмную; вскоре один выволок на себе оттуда труп секретаря, а другой — тело Мараксена, и оба направились вслед за остальными.

Штинк опять остался один в коридоре. Надо было подождать ещё.

Через три минуты ему тоже пришло пустое сообщение. Знак того, что всё прошло по плану.

Штинк улыбнулся про себя, просто так кивнул — а потом сунул руку в нагрудный карман, нащупал там маленький пульт и нажал на нём единственную кнопку.

Активировались камеры, которые последние минут пятнадцать транслировали закольцованную запись. Загорелся красный огонёк на верхней стороне рамки перед дверью приёмной.

Система безопасности включилась вновь — но слишком поздно, не сумев уберечь того, для кого и была предназначена.

Отлично. Теперь все будут теряться в догадках и сдерживать панику, а в это время будет воплощена в жизнь следующая часть плана. И тогда уже содрогнётся весь мир.

Глава 3

ИНФОРМАЦИЯ

1

— Дэн, я чувствую: ты что-то скрываешь.

Мы втроём сидели в гостиной нашего дачного домика: мама на диванчике, мы с Севой — на стульях. Тот «маньяк фэнтези» написал мне полчаса назад, и мы только начали обсуждать это. Точнее, то, что Сева счёл нужным рассказать маме, когда прибежал от меня. Но и этого было, по-моему, достаточно.

Как видно, не для мамы.

— Пожалуйста, не надо меня так называть. Знаешь же, что мне это не нравится… — поморщился я. — Да и что ты имеешь в виду под «скрываешь»? Суть ты знаешь: вы все в опасности. Думать надо над этим, а не над стереотипными домыслами.

— Думать надо над тем, что говоришь, — ответила мама и помешала в кружке чай; своим внезапным вторжением мы оторвали её от спокойного утреннего чаепития, и этому она, похоже, была не очень рада. — А точнее, кому и сколько. Севе ты можешь задурить голову и втянуть в свои разборки непонятно с кем, но я должна знать всю правду. Иначе с места не сдвинусь, как бы ты меня ни уговаривал.

— Ой, да что там знать-то помимо этого… — простонал я, но затем вздохнул и выложил ей подробности, о которых умолчал.

Не все. «Мать драконов» я решил пока оставить в секрете. Про это маме уж точно знать ни к чему.

Выслушав мой рассказ, она отпила из кружки и внимательно на меня посмотрела.

— Звучит бредово.

— Ну конечно! — я обхватил руками голову в отчаянии от попыток достучаться до сердца этой женщины. — Может, на том и строится весь расчёт, чтобы никто сначала не повёлся, а потом всех бы ликвидировали, «расчищая пространство» для этого самого нового мира!.. Мам, почему ты меня не слышишь или не хочешь понять, а?!

— А ты понимал, что чувствовали мы с отцом, когда ты сделал нам ручкой и пропал на год?

Такого удара я не ожидал. Уже открывал было рот для возражений, когда до меня дошёл смысл сказанного. И я так и застыл — с разинутой варежкой, на время потеряв дар речи.

В этот миг я вдруг осознал, что заставил родителей ощутить мой уход — для них безосновательный. Тогда в своём подростковом стремлении к самостоятельности, к обособлению я буквально наплевал на их чувства по отношению ко мне, цинично посчитав, что они и без меня справятся.

Они справились, да. Но до сих пор я не задумывался, чего им это стило, каких душевных мук и переживаний.

Я просто хотел изменить свою жизнь, а когда у меня это вышло, решил, что назад отыграть ничего нельзя и теперь всегда нужно будет жить по-новому, как драконник. Но вместе с этим я изменил и жизнь своей семьи, убрав от них ощутимую долю радости от совместного бытия, долю теплоты и надежды на будущее.

Я не мог вымолвить ни слова — и чувствовал, как к глазам подкатываюь непрошеные слёзы, чего не случалось уже минимум года три.

Я понимал теперь, как был виноват перед всеми. А виноватым я быть не любил.

И у меня были два варианта. Либо попробовать убедить себя в несправедливости маминых обвинений, то есть снова включить цинизм и эгоизм — либо всё признать и на основе этого постараться договориться.

— Молчишь? — риторически спросила мама. — То-то. Пойми, что мы все по-настоящему любим тебя и будем любить всегда, что бы ты ни сделал… но вспомни и ты свою любовь к нам. Ведь мы же всё равно семья, верно? И навсегда ею останемся.