— Справиться мы, допустим, справимся… — с нескрываемым сомнением произнёс крепкий господин лет сорока. — Но каковы будут последствия? Надо отдавать себе отчёт, что разразится грандиозный скандал! Этой акцией мы дискредитируем всё наше движение! Хуже того — внесём в него раскол!

Эмпат, имя которого я запамятовал, покачал головой.

— Отнюдь. Всё спишут на происки республиканцев.

— А свидетели?

— А свидетелей мы не оставим.

Полагаю, ничего подобного прежде вслух не озвучивалось, поскольку сразу несколько человек поёжились, покоробленные услышанным.

— А стоит ли так рисковать? — спросил щеголеватый молодой человек. — Железных доказательств мы в любом случае не получим, а голословные утверждения сочтут самооговором. Эта вылазка нам ничего не даст!

— Она позволит определить круг причастных! — возразил эмпат. — Других способов установить организаторов…

— Вздор! — перебил его кто-то из операторов. — Нам прекрасно известно, кто стоит за убийством. Все это знают! Давайте уже называть вещи своими именами: мы планируем акцию возмездия!

— Ерунда! — возразил Климент Аренский. — Следует установить, как высоко уходят нити заговора! Это не вопрос возмездия, это вопрос информированности!

Крепкий господин средних лет покачал головой.

— В любом случае наши действия приведут к расколу! Мы ничего не добьёмся, лишь навредим общему делу! Сейчас стоит проявить политическую зрелость и выступить против республиканцев единым фронтом, а к этому разговору вернуться уже после победы! Да поймите же: у нас в любом случае нет иного выбора! Есть они и есть мы, в стороне остаться не выйдет!

Узколицый Григорий откашлялся и предложил:

— Наверное, имеет смысл поставить вопрос на голосование…

— Нет! — коротко выдохнул Горский, подводя итог дискуссии. — Кто полагает моё решение неправильным, пусть просто уходит. Каждый волен трактовать слова «долг» и «честь», как ему вздумается. Я для себя решение принял. — Леонтий Игнатьевич поднялся из кресла и объявил: — Аристарх, Серафима, вы остаётесь. Обеспечьте безопасность слушателей. Остальные могут поступать, как им вздумается. Сбор…

Взгляд старика остановился на узколицем Григории, и тот подсказал:

— Всё будет готово через полчаса.

— Сбор на заднем дворе через полчаса! — заявил Леонтий Игнатьевич. — Свободны, господа!

Ко мне этот возглас определённо не относился, и я остался сидеть на диванчике и гадать, какую такую неоднозначную авантюру затевают монархисты, если грядущая акция внесла разлад даже в ближний круг Горского. Ясно и понятно, что дело тем или иным образом касается убийства великого князя, но на кого дала наводку красотка Джейн? Кого вознамерился выпотрошить жуткий старик? Хорошо это для республиканцев или совсем даже наоборот? Неспроста же речь зашла о международном скандале!

Впрочем, никак повлиять на происходящее я в любом случае не мог, а вот оно на меня — запросто. Покинули гостиную не все операторы, остались эмпат, Климент Аренский и узколицый Григорий. Именно последний в мою сторону и кивнул.

— А с этим что делать? — Ещё и предложил: — Может, в расход?

По спине так и побежали мурашки, я даже напрячься успел, но поднявшийся со своего места Горский моего устранения не одобрил и более того — заявил:

— Возьмём с собой.

— А смысл? — не согласился с этим решением Климент Аренский. — Запереть в подвале, и все дела!

— Достанут и там, — мотнул головой Леонтий. — И потом — днём он не сплоховал, так? Вот и пристроим к делу…

— Позвольте поинтересоваться: к какому именно? — уточнил я, хоть и стоило бы промолчать.

Ответная улыбка Горского скорее напомнила оскал.

— Тебе понравится, мой мальчик. Даже не сомневайся! — объявил он. — А нет… Что ж на нет, и суда нет.

Последняя ремарка прозвучала на редкость угрожающе, и Григорий сие обстоятельство без комментария не оставил.

— Сразу бы к стенке и поставили, — пробурчал он и развёл руками. — Ну а что? Не доверяю я ему! Нюхом чую — крыса республиканская!

— Должное применение можно найти любому инструменту, — вроде как вступился за меня Горский, перекосился на левый бок, выудил из кармана золотые часы и отщёлкнул крышку. — Время, Григорий. Время.

— Уже иду.

Узколицый оператор покинул гостиную, Леонтий опёрся на трость и уставился на карту, эмпат плюхнулся в кресло, заложил ногу за ногу и зажмурился, а Климент принялся изучать раненую руку. Вроде все были при деле и вместе с тем атмосфера осталась наэлектризованной сверх всякой меры, того и гляди — любое движение шорохом статического напряжения отзовётся. А источник всей этой неправильности — Горский. Непроницаемый-то он непроницаемый, но корёжит так, что энергетический фон аж звенит от искажений.