50. После сего снимали с него мирские одежды и облекали в иноческие и поручали вратарю ввести его в собрание братий во время молитвы (п. 49). Введши в собрание, вратарь поставлял его на определенном месте, откуда брал его смотритель дома, в котором ему назначено жить и ставил на место, которое он всегда уже должен был занимать среди братий того дома (п. 1). Блаж. Иероним в предисловии замечает, что кто первым поступил в дом, тот уже всегда и был первым, и дома, и в церкви, и в трапезе, и в пути; след., кто поступал последним тот и стоял всегда последним. В этом отношении не брались во внимание ни лета, ни звание (мирское). Св. Кассиан говорит (кн. 4, п. 5), что облачение в иноческие одежды совершалось в церкви среди братий Аввою монастыря. Может быть, так было в других монастырях, или ко времени св. Кассиана и в Тавеннисиотских так стали делать.

51. Мирские одежды отдаваемы были эконому, который вносил их в рухлядную. С ними потом поступали, как угодно было Авве монастыря (п. 49). Св. Кассиан дополняет, что одежды сии берегли, пока принятый окончательно установится в иноческой жизни; после чего отдавали их бедным; если же он оказывался негожим почему-либо, то одевали его опять в мирские одежды и изгоняли его вон (кн. 4, п. 6).

52. Св. Кассиан говорит также, что новопоступивший не мог удержать при себе ничего из прежнего имения своего, даже ни на одну полушку. И в монастырь ничего от него не брали, чтоб не гордился пред другими, ничего не внесшими, и чтоб, когда придется выгнать его вон, не стал он судом требовать внесенного назад: что не могло обойтись без неприятностей, когда внесенное уже затрачено на нужды монастыря (кн. 4, п. 3, 4).

53. Из жизни пр. Пахомия видно, что Псенебий, отец Петрония, сделал большое пожертвование и деньгами, и вещами, и землями. Но это был особый случай. Псенебий поступил в обитель всем домом с детьми и рабами (а жена и дочери поступили в женский монастырь). На его землях и на его имущество построен особый монастырь.

54. Новопоступившего прежде всего научали, как он должен был вести себя в церкви, в трапезе и дома. Прежде только рассказано было это ему; а теперь предлежало ему приобресть во всем этом надлежащий навык. В 31-м пункте говорится, что смотритель учит братий, как держать себя в трапезе. Всего приложимее это к новичкам. Но если он научал надлежащему поведению в трапезе, то нет сомнения, что на нем же лежало обучать его и тому, как держать себя в церкви, дома и на работах.

55. После того, как навыкал он всем порядкам, – что не требовало, как надо полагать долгого времени, – его заставляли заучить на память еще несколько псалмов, до 20, два послания, или другую какую часть Писания. Если он не знал грамоты, то (не дожидаясь, пока выучится) назначали ему учителя, и он выучивал все это со слов: для чего подходил к определенному учителю в первый, третий и шестой час, и стоя пред ним, прилежно заучивал назначенное, со всякою благодарностью (п. 139).

56. Незнающим грамоты однакоже не оставляли новичка; но по окончании первоначального заучивания заставляли его выучиться читать, хотя бы он и не хотел того. Для сего начертывали ему буквы, слоги, слова и растолковывали весь механизм чтения. Вообще, в монастыре никого не должно было быть, кто не умел бы читать и не знал на память чего-либо из Писания – по наименьшей мере, – Псалтири и Нового Завета (п. 140).

57. Но более обращалось внимания на образование в новичке нравственного прочного характера. В этом отношении ни о чем столько не было прилагаемо заботы, как о том, чтобы приучить его отречению от своей воли и своего мудрования, и утвердить в совершенном повиновении. Им внушалось принимать даемые им приказания с таким благоговением, и исполнять их с такою готовностью, как бы они исходили непосредственно от Самого Бога. Рассуждать о повеленном не позволялось, и вообще заповедовалось ни в чем не верить своему уму и рассуждению. Чтоб скорее и надежнее утвердить их в последнем, часто даваемы были им приказания, исполнение которых казалось ни с чем несообразным. Так делалось в той мысли, что кто в этих случаях исполнителен без рассуждения, конечно, будет таков и во всех других (пр. Касс. кн. 4, п. 8, 9).

58. Чтоб не прокралось в голову и не засело в сердце что-либо суетное и грешное, им заповедовалось (как и всем) открывать свои помыслы старцам, ничего не утаивая, чтобы враг не успел внушить чего пагубного. Тут они и сами себя познавали и давали себя познать набольшим, а наипаче удостоверялись опытно в том, что то и худо, что открывать не желается (пр. Касс. там же).

59. В данном от Ангела правиле (п. 15) говорится: «К высшим подвигам, прежде трех лет испытания не допускай новичка; только после трех лет, когда навыкнет он всем работным послушаниям, пусть вступит на это поприще». Первый жар ревности меры не знает; не будучи направляем, как должно, он силы истощит, а пользы не доставит. Посему в воспитании новичков соблюдалась постепенность. Всему свое время.

60. По сохраненному бл. Иеронимом уставу, все заповеданное относительно новичка исполнял смотритель дома, в который он помещался. По словам же пр. Кассиана порядок воспитания новичка такой: «По облачении в иноческое одеяние, год проходит он послушание в странноприимнице; потом вверяется старцу, – десятнику, – внутри обители» (кн. 4, п. 7). Может быть, так и было в каких-либо монастырях общежительных; но у пр. Пахомия о десятниках нет помина, не видно также, чтоб был отряжен особый дом для новоначальных. Всякий новичок поступал в дом, в среду не новых братий, и обучение его все лежало на смотрителе. При этом пример других учил более слова. К тому же и вся жизнь у них была очень проста и не требовала по внешней форме долгого обучения. Внутреннему же преспеянию конца не было: здесь всякий считал себя новичком.

10) Иноческое одеяние

61. Блаж. Иероним в предисловии к уставу и 81-м пункте устава называет следующие одежды, употреблявшиеся Тавеннисиотами: левитон, пояс, нарамник, кукуллий, милоть, мантийца, сандалии; в дорогу брали посох. О некоторых из сих одежд поминается и в правиле, данном от Ангела.

62. Левитон. Исподнего платья не было, следовал прямо левитон, который заменял собою и рубашку и наш подрясник. Устроился он на подобие мешка, с прорезами вверху для продевания рук, для которых, впрочем, приделывались и рукава в какую-нибудь четверть длины, так что они доходили только до локтей. В длину левитон простирался до колен.