Шрифт:
Снаружи их встретила темная ночь. Звезды грустно мерцали, и в их тусклом свечении Катя читала разочарование. Крапал мелкий противный дождик.
Минут пятнадцать они шли молча. А когда Катя решилась задать вопрос, «Хотей» внезапно остановился и указал рукой куда-то вдаль. Катя прислушалась. Там работал фуникулер. Теперь она не заблудится. Она обернулась, чтобы поблагодарить своего улыбчивого проводника, но того и след простыл. Исчез. Будто и не было его. Растворился. А может, ей все это приснилось? Она огляделась. Да, точно, она же сидела на этом камне и думала еще тогда…о чем?
Когда она, мокрая и недовольная собой, вошла в комнату, Римма уже дремала под одеялом. От скрипа раздвинутых дверей она резко села и включила ночник. Увидев Катю, вытаращила глаза.
– Это ты?
– Я. А что?
– А нам сказали, что ты не придешь ночевать.
– Я? Кто сказал?
– Гид. Сказали, что позвонили из соседнего монастыря, что ты заблудилась и будешь ночевать у них, а утром они тебя проводят.
– Че-е-е-рт… – Катя застонала. – Че-е-е-рт, вот же я дура-а-а… Они монахи, точно. А он…
– Кать, ты что? – Римма, кажется, испугалась.
Катя села на циновку и, обхватив себя за плечи, закачалась из стороны в сторону, медленно завывая. Ну почему-у-у-у? Почему опять? Почему не послушала себя?
– Ка-а-а-ать! Да что случилось-то? Ты где была? Что ты воешь, как…как корова?
Катя слабо улыбнулась.
Римма всегда могла ее насмешить. Всегда, но не сейчас.
– Коровы не воют, Римма, – сказала она жестко, – коровы – это глупые покорные животные, которых доят, а потом убивают. У них нет своей воли.
Она тяжело опустилась на матрац и отвернулась к стене.
Глава 4
Человек ничего не стоит, если он не понимает, что «сейчас» и «то самое время» – это одно и то же.
(Ямамото Цунэтомо, «Бусидо»)
– Убить всех.
– Всех? Всю деревню? И детей?
– С каких пор ты переспрашиваешь? Сопротивление сегуну должно караться. Или ты хочешь быть среди них?
Самурай покорно наклонил голову.
Поздно ночью его солдаты неслышно вошли в деревню и спящими убили почти триста ее жителей. Точнее – 284 человека. Включая двух новорожденных, двадцать девять детей, семьдесят шесть стариков и сто тридцать женщин.
Огонь. Кровь.
Девочка лет пяти бежит по двору, зажимая рот руками, чтобы не закричать, чтобы тихой мышкой проскользнуть в лаз в живой изгороди. Рядом с ней бежит ее лучший друг. Все и всегда они делают вместе, и нет у нее друга верней. Им нужно добежать до соседней деревни, там спасение.
Вот и лаз. Вьють! И острое лезвие масакари, топора на длинном древке, с силой входит в хрупкую плоть под левой лопаткой и пробивает ее насквозь, краешком выходя из груди.
Катя видит руку, метнувшую топор. На правом запястье татуировка в виде сакуры.
Она резко просыпается задыхаясь. Опять этот кошмар! Сердце колотится как бешеное, чуть не выскакивает из груди. Она вся мокрая. Волосы на затылке слиплись, а в горле сухо. Тихо, чтобы не разбудить Римму, она встает и, как старуха, шаркает в туалет. Включает свет. И, опершись на дверь, долго смотрит в зеркало, тяжело дыша и стараясь прийти в себя. Из зеркала на нее смотрят огромные, расширенные от ужаса зрачки. Это глаза забитой лани. Глаза жертвы.
Остаток ночи прошел не лучше. Катя металась во сне, а под закрытыми веками туда-сюда ходили глазные яблоки.
– Кусуноки…
– Господин?
– Я…Слушай…внимательно. Ты служил мне… достойно. Сослужи последнюю службу…
– Я готов.
– Найди… их всех…
– Кого?
– Тех…всех…из деревни. Найди и спаси их…
– Господин…но…они же давно умерли! Тридцать лет прошло!
– Нет! М-м-м…Вот они… Их лица мелькают передо мной и кричат, кричат…Они… проклинают меня. Их души не нашли покоя… Они пострадали из-за навета. Невинных я убил…Они будут мучить меня, пока их не освободят…
– Мой господин…
– Найди живой камень, который цветет, передай им… Он их спасет.
– Но…
– Поклянись, что сделаешь! Что не умрешь, пока не освободишь их всех! Тогда и моя душа обретет покой…
– Но какой камень? Где его искать?
– Я не знаю. Они говорят, камень должен расцвести. Всё, Кусуноки,всё… Поклянись! Поклянись… Освободи меня и их. Найди всех, до единого… Клянись!
– Слушаю, господин. Клянусь.
– Нарекаю тебя именем Дайске – Великая помощь. Помни. Ты поклялся, что не умрешь, пока не…