Мне было плевать на все и всех. Моя жизнь была похожа на сахарную вату — сладкая, но пустая.

А теперь?

— Нет, — капитулировал я без боя.

— К ней вернешься?

— Да.

— Что-ж... спасибо за честность.

— Прости, — повернулся я к девушке и посмотрел прямо в ее грустные, но все понимающие глаза.

— Да все нормально, Макс. Я же не дура.

— Я — дурак, — поджал губы и криво улыбнулся.

— Спорить не стану, — рассмеялась она и вдруг выпалила, смешно округляя глаза, — но знай, я буду всем говорить, что у тебя крошечный и ты плохо представляешь как им пользоваться.

Ржу. Киваю, поднимая руки вверх.

— Не возражаю.

— Все, я ушла.

— Удачи, Вик. И спасибо.

— Кушай с булочкой, — и выпорхнула из машины, а я выдохнул, отправляя благодарность небесам за то, что хоть одна вменяемая девушка выпала на мою грешную душу.

А теперь...

Развернулся и погнал обратно, по дороге заезжая в цветочный магазин за букетом цветов. Если Бронштейн их не примет, то я ей этим веником зад и надеру. Всё!

Притапливаю неторопливо, но все равно у Сечина оказываюсь, кажется, через целую вечность. Двигатель даже не глушу, выхожу из тачки и решительно двигаю за высокие ворота. Егор видит меня и кивает в сторону бани, подмигивая мне и улыбаясь, как придурочный.

Засранец глумливый!

Отдаю под козырек и идут куда указали. И с порога напарываюсь на свою ядовитую зазнобу, рядом с которой словно сердобольная курица-наседка трется Лялька.

— Выйди, — коротко, но безапелляционно говорю блондинке и та, на мое удивление, тут же испаряется.

Глаза в глаза, и я почти захлебываюсь эмоциями. Ася зарёванная. Смотрит на меня волком, а я ликую, как ненормальный.

Потому что — это все я!

— По-хорошему со мной поедешь или...?, — договорить не успеваю, тут же получая смачный фак прямо мне в лицо. — Что-ж, принято.

В несколько решительных шагов подхожу ближе, а затем в одно движение закидываю эту мегеру себе на плечо. Визжит, брыкается, но я только ощутимо шлепаю по аппетитной заднице, затянутой в простыню, и планомерно иду на выход. Мимо ошалевшей Зарецкой и ржущего в голос Сечина.

По хрен. Песочница закончилась.

Пока запихиваю сопротивляющееся тело Бронштейн в машину, позади меня оказывается Ляля, которая услужливо передает вещи своей буйной подружки. Молча забираю. Затем махаю всем на прощание и сажусь в машину, сразу же вдаривая по газам.

И домой.

Эта неугомонная что-то пищит на заднем сидении, пару раз лупит меня цветами, что я купил ей, но вскоре выдыхается и принимается натягивать прямо на мокрый купальник свои шмотки. В зеркале заднего вида выхватываю части ее почти обнаженного тела. Ловлю жаркий удар в живот, разгоняясь в своих пошлых фантазиях от нуля до сотни за секунду.

Трясу головой, наваливаю громкость на магнитоле и лечу, почти не разбирая дороги. А по месту, не обращая внимания на вопли, тащу Асю в свою берлогу. На этаже приходится скрутить ее и раз выхватить укус в плечо, но это мелочи.

Пару оборотов ключом, затем так же, но уже с обратной стороны. А затем я наконец-то выдыхаю, потому что она здесь и больше никуда от меня не денется. Рядом.

Там и останется. Всё!

— Выпусти меня отсюда, Баринов! Немедленно! Ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу! — кричит она, колошматя по двери, пока я, совершенно безэмоционально внешне, но бурля внутри, стою и смотрю на Бронштейн, облокотившись на стену и сложив руки на груди.

А затем качаю головой и выпаливаю:

— Мля... и как я мог влюбится в такую ненормальную?

Замирает моментально, а затем медленно поворачивается, взирая на меня испуганно и с обидой на нереально красивом лице. И я в этот момент врезаюсь в нее еще раз, но уже с удвоенной силой.

— Ась, — осторожно делаю шаг ближе, — ты что реально ничего не понимаешь, да? Не видишь? Не слышишь?

— Ч... что? — вжимается в дверное полотно. Глаза красные и на мокром месте. Губы и подбородок дрожат. Дышит так часто, что кажется, будто задыхается.

Да, любить иногда бывает больно. Я это уже выучил как дважды два.

Качаю головой, поражаюсь ее дремучести. Всем вокруг уже давно ясно всё и понятно, что у меня от нее давно и безнадежно фляга потекла, а этой... что в лоб, что по лбу.

— Влю... влюбился? — шепчет, сглатывает, всхлипывает, совсем как малой ребенок.

— Да, — киваю, а сам крадусь к ней, боясь спугнуть, — а ты меня гонишь поганой метлой.

Почти вплотную подошел. Уже чувствую земляничный запах ее волос. Скатываюсь в эйфорию от самой желанной близости на земле.

— Гоню? — голос ее дрожит и почти рвется, на тонкой шейке оголтело бьется голубая венка. Я так хочу целовать ее!