— Предлагаешь людей расспрашивать?

— Нет, можно прочитать в интернете.

— Интересно как? — и он показал на свой телефон размером с кирпич.

Я вздохнула и ещё раз огляделась по сторонам. Несколько мальчишек играли в гонки на телефонах, кто-то слушал музыку, кто-то отсылал сообщения по «аське», пожилая женщина напротив читала толстую книгу. Рядом с ней, на сиденье, лежала закладка в виде цветной листовки «Компьютерные курсы для пенсионеров». Библиотека. Ул. Емельяна Пугачёва, дом 9.

И, широко улыбнувшись женщине, я осторожно похлопала «Демидыча» по плечу.

— В этом месте нам не должны отказать.

***

— Всё просто, — сказала я, когда мы подошли к пятиэтажному зданию из серого кирпича. — Ты приходишь и вежливо называешь своё имя. Если библиотекарь в хорошем настроении, а читателей в читальном зале не слишком много, то тебе за разумную плату могут предоставить компьютер. В конце концов, услуги печати и сканирования они ведь оказывают.

«Демидыч» нахмурился и пробурчал себе под нос что-то едкое, но в библиотеку всё же зашёл и, вытащив из кармана паспорт, заковылял к библиотекарше. Ей оказалась приятная блондинка лет тридцати пяти. Душевная, но слегка прихрамывающая. Записав данные «Демидыча», она выдала ему формуляр и, заполнив квитанцию на пятьдесят рублей за «аренду ЭВМ» проводила к компьютеру. Допотопная машина с огромным белым монитором, напоминающим гроб, начала медленно загружаться.

В интернет нам удалось войти только минут через пятнадцать. «Демидыч» тихонько матерился, я старалась помалкивать и лишний раз его не трогала.

— Систему бы им переустановить и процессор почистить. Не компьютер, а свалка, — кряхтел он, пока на экране переворачивались крохотные песочные часики.

Наконец нужная вкладка открылась, и я уставилась в экран, пытаясь зазубрить всё, что удастся выяснить.

Пестерева Екатерина Сергеевна. Пятьдесят девять лет. Родилась и выросла в Ч***. Училась в местной школе, затем в областном политехническом институте на инженера. По распределению вернулась в родной город. Четыре года назад стала директором металлургического завода, до этого десять лет проработала заместителем директора. Разведена. Одна воспитывала дочь Альбину, которая умерла в тысяча девятьсот девяносто девятом году, выбросившись из окна…

Покидая библиотеку, «Демидыч» пошатывался. Лицо его было серым и хмурым, как небо, отражающееся в лужах на асфальте. Я молчала. Он тоже не стремился разговаривать и только иногда хлопал себя по карманам.

— До чего же курить хочется, — наконец выдал он, рассматривая свои ботинки. — Два года назад бросил, а сейчас вот опять тянет. Всё из-за девчонки твоей. Неужели она и правда дочь этой тётки?

Я пожала плечами и посмотрела на серое здание библиотеки.

— Выходит, так.

— Думал, её убили, или от рака померла, на худой конец, от СПИДа или порока сердца какого-нибудь. Но, чтобы из окна выброситься в девятнадцать лет…

— Девятнадцать ей так и не исполнилось, — сухо добавила я. — Нескольких дней не хватило.

«Демидыч» покачал головой и пробубнил себе под нос что-то нечленораздельное. Поблизости людей не было, поэтому я не стала напоминать ему про меры конспирации в виде телефона у уха. Там, где раньше располагалось сердце, залегла какая-то тяжесть. Ни одной фотографии этой самой Альбины мы не нашли: как будто кто-то специально изъял их из интернета. Ни в «Вконтакте», ни в «Одноклассниках», нигде… Но это не мешало мне строить теории о том, что девушка, певшая в кабинете заведующей, и есть дочка Пестеревой.

Савва как-то сказал, что души, у которых есть неоконченные дела, не могут найти свет. Интересно, какие неоконченные дела есть у этой Альбины? И вдруг они тут совершенно не при чём? В средние века самоубийц хоронили не на кладбище, а где-то около, за оградой. Людей, наложивших на себя руки, считали самыми страшными грешниками. А что если, и Альбину постигла похожая участь. Этакий ад на земле — вечное скитание в мире живых и отлучение от света…

— … мать Саввы?

— Что? — удивилась я, подняв глаза на «Демидыча». Он всё так же сидел на бордюре и поглаживал остатки бороды.

— Мне кажется, Альбина и есть мать Саввы.

— Вряд ли. Она умерла одиннадцать лет назад. Сейчас ей бы было тридцать, а Савве — шестнадцать. Думаешь, она могла родить в четырнадцать?

«Демидыч» прищурился. В его глазах читалось сомнение. Четырнадцатилетняя мать. В такое верилось слабо. Слабо, если не брать в расчёт историю Вали Исаевой. Историю, о которой судачила вся Россия, а ведь той девочке и двенадцати тогда не было.

— Ладно. — Поднявшись с бордюра, «Демидыч» тщательно отряхнул брюки. — Пошли. Покажешь дорогу.

— Куда это? — не поняла я.

— К Пестеревой. Надо разруливать эту Санту-Барбару.

При слове «Санта-Барбара» я засмеялась. Тётя Глаша всегда говорила нечто подобное, когда слышала очередную деревенскую сплетню о любовницах и жёнах. Она и сама была не прочь рассказать кому-нибудь историю своей жизни, всегда приговаривая при этом, что по её мотивам можно снять неплохой сериал.

— Никуда ты не пойдёшь! — закатила глаза я. — Хочешь, чтобы тебя в обезьянник отправили. Мы вроде уже решили, что ты домой возвращаешься.