И что в сухом остатке?

Я сижу запертая в своей комнате. У папы окончательно сорвало крышу.

— Я устал! От тебя всю жизнь одни проблемы! — грозно слышится из-за двери.

Смеюсь в голос.

— И сколько ты меня тут собираешься держать? Пока не рожу? Может маму для компании подселишь?

Моя грудь сотрясается от душащего смеха.

Прислушиваюсь. Мужчина не отвечает. Через пару секунд уловила удаляющиеся шаги.

Села на кровать. Голова гудит. Желудок сводит. Снова очень хочется есть.

Интересно, если бы я и правда верила, что задержусь здесь, он меня хотя бы кормил?

Сомнений в том, что пора исключать этого человека из жизни не осталось.

Это была последняя капля. Последний шанс.

Он мой отец, каким бы он не был. Я уже давно смирилась, что между нами никогда не будет теплых искренних отношений любящего отца и примерной дочери. Но поддерживать хоть какую-то связь обязывали рамки морали.

Но теперь с меня хватит.

Он никогда не поймет того, что я пыталась донести.

Шарю рукой по карманам. Телефон остался в кармане пальто, которое сейчас лежит в прихожей.

Подхожу к окну. Второй этаж. Мысли выбраться не возникает. Мне вообще сейчас лишних телодвижений нельзя совершать. А я в последнее время только и делаю, что подвергаю себя опасности. То шпионов ловлю на работе. То с отцом воюю.

Окно все же открыла. Впустила в комнату свежий воздух.

Окинула свои детские вещи грустным взглядом.

Вероятно, я больше уже никогда не вернусь в этот дом. Не стоит возвращаться туда, где тебя за человека не считают.

Розовый мишка, деливший со мной кровать до десяти лет, теперь занял место на тумбочке. Его шерстяные бока выцвели, жалкое зрелище. Но я беру медведя в руку и сжимаю. Возьму его с собой. Пусть это будет единственным напоминанием о доме.

С первого этажа послышалась возня.

Я улыбнулась.

Знаю, что вся эта ситуация уже не имеет шансов на счастливое примирение и обретенное взаимопонимание.

Мужские голоса на повышенных тонах проникают в окно. Я выглядываю, но растущие деревья закрывают обзор.

Начальник так и не позволил мне поехать одной. Категорически отказался оставаться в офисе, и сам сел за руль, даже после выпитого стакана коньяка.

В глубине души я все же надеялась на человеческий разговор с отцом. Но головой все же понимала, что эта надежда ничтожно мала. Скорее конец света наступит, чем отец спокойно воспримет новости.

То, что он решил запереть меня в комнате уже крайность, к которой со скепсисом относился даже мой прагматичный ум.

— Посмел заявиться ко мне домой!? — отец разъяренно рычит.

— Я спрашиваю, где она? — спокойно отвечает начальник.

Еще в машине он предупредил, что, если через пятнадцать минут я не вернусь, он сам пойдет разговаривать с отцом. Я лишь посмеялась в ответ, уверенная, что этого не потребуется.

Тяжело вздохнула. Под ложечкой засосало.

Я прекрасно понимаю, что все это закончится мордобоем. Отец себя сдерживать не сможет, а Алеханов не мальчишка, чтобы глотать оскорбления.

— Отойди. По-хорошему прошу. — голос начальника по-прежнему спокойный. Не пробиваемые эмоции тяжело ему дались и теперь я это понимаю.

Отец что-то еще кричит в ответ. Но слов я уже не могу разобрать.

Шумная возня, ругательства и звуки ударов.

Закрываю глаза и глубоко дышу.

Просто хочу, чтобы все это закончилось.

Спустя бесконечных пять минут слышу тяжелые шаги за дверью.

Глава 50

— Амина? — слышу я знакомый голос.

Будто булыжник с души упал.

— Я здесь! — стучу ладонью по двери. Слышу шаги начальника уже совсем близко.

— Отойди от двери. — спокойно произносит он. Тут же отскакиваю. Глухой тяжелый удар и дверной замок разлетелся в щепки.

Первым желанием было броситься ему на шею, но я лишь опустила глаза в пол. От чего-то я испытываю жгучее чувство вины перед этим мужчиной. Но стыдно мне не за себя…

— Иди сюда. — сухо бросает он и притягивает меня к себе, заключая в сильных объятиях.

Вдыхаю его запах и моментально успокаиваюсь. Все позади. Мне просто пора покинуть этот дом.

— Идем. — тихо произношу я и вижу в его глазах одобрение.

Спустившись на первый этаж, замечаю отца, который озлобленно шарит глазами по сторонам и сплевывает кровь, утираясь бумажными полотенцами.