– Прости, Софи. Но иначе я бы не ушел, слишком уж хочу остаться. Ты проснешься совсем скоро, и я надеюсь, не станешь сильно на меня сердиться.

Арен выпрямился, отойдя от кровати, быстро построил лифт и исчез в ослепительном свете.

Проснувшись через несколько минут после ухода императора, София полночи не могла уснуть – сердилась, и в то же время ей было смешно.

Усыпил ее и сбежал, с ума сойти! Она понимала – Арен сделал это, потому что боялся не выдержать. Но это не отменяло того факта, что он ее усыпил – и сбежал! Безобразие! И что теперь – любая попытка отговорить его не издеваться над ними обоими будет заканчиваться так? Отличный аргумент! Прямо скажем – императорский!

София рассерженно пыхтела, представляя, как стучит Арену по голове чем-то тяжелым, и улыбалась, потому что сердиться по-настоящему не получалось. На самом деле она была даже немного рада – этот поступок доказывал, что у нее есть шанс уговорить Арена остаться. Шанс, пожалуй, большой…

Вагариус с докладом об организации безопасности во время поездки на море пришел к Арену еще до завтрака и времени пробуждения детей – император как раз находился в кабинете и просматривал оставленные секретарем документы. Адны не было на месте, поэтому Вано впустили охранники, и он, поклонившись, начал рассказывать.

Арен смотрел на главу службы безопасности и чувствовал его смятение. Да, София вчера огорошила Вагариуса известием, вот он теперь и не знает, куда себя деть, а на императора и вовсе старается лишний раз не глядеть.

– Что ж, все хорошо, ты молодец, – сказал Арен, как только Вано закончил докладывать. – Только учти еще один момент. В том случае, если моя жена будет вести себя не совсем корректно по отношению к кому-то из вас, ты немедленно сообщаешь об этом мне.

– Что вы понимаете под «не совсем корректно»?

– То, что не понравится тебе, Софии, ее матери или детям.

Вагариус кивнул, и Арен ощутил идущую от него волну облегчения.

– Хорошо, ваше величество.

– А теперь насчет вашей вчерашней ссоры с Софией, – отчеканил император, и безопасник побагровел, а в эмоциях его вновь появилось смятение. – Подойди ближе.

Вагариус приблизился к столу, и Арен, привстав, поставил на него печать молчания. А затем произнес уже гораздо мягче:

– Вано, тебе ни к чему беспокоиться. Я не собираюсь трогать твою внучку.

Удивление, неверие, радость… даже почти счастье.

Жаль, что он не может чувствовать то же самое. В эту секунду император ощущал горечь.

– Вы… говорите правду?

– Естественно, – произнес Арен так спокойно, как мог. – Я не для того спасал Софию, чтобы портить ей жизнь. Я так же, как и ты, не желаю ей зла. Все, иди.

Вагариус, по-прежнему багровый, поклонился.

– Спасибо, ваше величество.

В эмоциях его было столько благодарности, что императора затошнило и он все же поставил эмпатический щит.

– Не за что, – усмехнулся Арен, надеясь, что у него хватит сил сдержать слово.

Задание Силвана Виктория доделала с трудом – настолько ее уязвили сказанные Ареном слова.

«Я не припомню, чтобы ты хоть что-то делала ради меня».

Она так переживала из-за этого, что совершенно не могла сосредоточиться на хороших воспоминаниях. Ей было очень больно и безумно обидно. Как он может так говорить? Она все делала ради него! Все, что могла! Но ему ничего и никогда не было от нее нужно.

Виктория всхлипнула и вздохнула, вспомнив, как однажды, в первый год их брака, она подготовила мужу подарок на день рождения – вырастила в оранжерее редкую золотую розу, выведенную в Корго. Арен спокойно поблагодарил и, вместо того чтобы оставить цветок в своих покоях, приказал высадить его в оранжерее, а на ее вопрос, зачем он это сделал, невозмутимо ответил: «Цветы должны расти в саду». Виктория возразила, сказав, что золотые розы прекрасно чувствуют себя и в комнатах. «И все же лучше они себя чувствуют в саду. Кроме того, я не люблю растения в помещениях», – отрезал Арен, и больше они к этой теме не возвращались. Да и подарков на день рождения Виктория ему больше не делала – не представляла, что можно придумать, чтобы подаренное не оказалось выброшенным за ненадобностью. Однажды она спросила, что он хочет получить на день рождения, и Арен ответил, усмехнувшись: «Я бы хотел выспаться, Вик. Но с этим мне никто помочь не может. Отправимся в этот день на море и постараемся хорошенько отдохнуть».

Вот так и получилось, что единственное, чем Виктория могла порадовать мужа, были дети. Она, не особенно любившая чужих малышей, забеременела и родила, потому что так хотел Арен. И, глядя на то, как он радуется, укачивая новорожденную Агату, радовалась сама. Он заразил ее своей любовью к детям, и Виктория вскоре начала их обожать – и своих, и чужих.

Она не сразу разобралась в том, почему Арен так любит общаться с детьми, невольно сравнивая мужа с собственным отцом, который терпеть не мог этих «крикливых существ». Потребовалось время, прежде чем Виктория поняла, что дело в эмпатии. Арену нравились чистые эмоции, он отдыхал душой, находясь рядом с детьми. «Жаль, что я не слышу Агату и Александра», – сказал он однажды, и Виктория наконец смогла осознать, почему Арен, который всегда казался ей не слишком общительным и вообще нелюдимым, так расцветает рядом с любыми малышами.