Инспектор попрощался. Обещал навестить, оказать содействие, если возникнет необходимость. Вадим догнал его в коридоре.

— А если он явится сюда. Что мне делать?

— Не волнуйся, Вадим, сюда он не войдет. Наши работники об этом побеспокоятся.

Еще по дороге сюда инспектор прикинул: Ольга слегла недавно, за это время в больницы, наверно, не так уж много людей поступило. Достаточно посмотреть все списки. Но и этого делать не пришлось. Старшая сестра первого же стационара сказала: «Василий Соловьев у нас, вот там его палата». Инспектор в палату не пошел. И сестру попросил хранить пока молчание. Через полчаса в больнице появились два новых санитара. Они безропотно выполняли любое указание сестры. А новый садовник во дворе старательно поливал цветочные клумбы, перебрасываясь шуточками с отдыхающими на свежем воздухе больными.

Это были меры предосторожности, предпринятые Петром Павловичем на всякий случай.

А в управлении планировали, как взять без шума «Соловья». Варианты один за другим отбрасывались: опасно, может повредить больным.

И наконец, начальник управления рассказал о своем плане. Он опасен для сотрудников милиции, но зато всем остальным ничего не угрожает.

…Утром дежурная сестра объявила больным, которые лежали в одной палате с Соловьевым:

— Сегодня Аркадий Борисович передает вас другому врачу. Уезжает наш доктор на специализацию. А вы, мои дорогие, покажитесь как следует новому. Уж он специалист, каких не бывало в нашей больнице. В институте преподает.

Она изрядно торопила нянечек. Они натирали полы, мыли подоконники, перетряхивали постели. Досталось и санитарам. Но к обходу в палате все блестело.

Аркадий Борисович обстоятельно передавал новому врачу своих бывших подопечных. Тот иногда задавал вопросы больным, производил тщательный осмотр. Остановились возле соседа Василия:

— Коллега, мое мнение — этого больного надо перевести в другую палату. Наверху он быстрее поправится.

Аркадий Борисович кивнул головой, соглашаясь. Новый врач направился к койке Василия, но остановился, позвал сестру:

— Голубушка, сбегайте на третий этаж и спросите, есть ли там свободная койка. А я пока другого больного послушаю.

Врач присел у койки Василия. Тому стало не по себе, Боялся — не найдут никакой болезни и выпишут. Доктор бегло посмотрел историю болезни, положил ладонь на лоб Василия.

— Голубчик, да у вас жар! С чего бы это? Сестра, подайте градусник и температурный лист.

Он молча изучал записи. Не проронил ни слова и Аркадий Борисович. А Василия било мелкой дрожью: вдруг обнаружат пистолет. Принесла нелегкая этого. Между тем новый врач обратился к Аркадию Борисовичу:

— Вы пишете — острый невроз. Это у такого молодца? Непонятно, отчего температура. Анализы, рентгеновский снимок делали?

— У нас второй день ремонтируют рентгеновский кабинет.

— Для начала собьем температуру. Я потом еще раз вас посмотрю, Соловьев. Вы, голубчик, не волнуйтесь. Мы вас быстро поправим.

И пошел в другую палату.

К концу обхода на место, освободившееся рядом с Василием, положили нового больного. Врач осмотрел его, потом снова подошел к Василию. Еще раз приложил к его груди стетоскоп. А рука Василия машинально потянулась к тому месту, где лежал пистолет. Врач долго слушал, а потом так задушевно посмотрел в глаза и сказал:

— Сердце надо подлечить. После этого за нервы возьмемся. Но без снимка нельзя.

Василию стало легче. А новый врач уже говорил сестре:

— Вызывайте машину. Василия Соловьева отправьте в институтскую экспресс-лабораторию. Там нужно на четвертый этаж подниматься. Пусть с ним санитары поедут. Они помогут больному.

Через пять минут к порогу корпуса подкатила машина с матовыми стеклами и красным крестом на борту.

Как только машина отъехала, новый врач вернулся в палату. Из-под подушки Соловьева вытащил пистолет.

…Василий не заметил, как оказался между здоровенными санитарами. На каждом повороте они все теснее и теснее прижимались к нему. Но вот машина въехала в какой-то двор, посигналила и остановилась. В руках у санитара оказались наручники. Не успел Василий подумать, откуда тут наручники, как они захлопнулись на его запястьях. Дверь машины отворили. Кто-то крикнул:

— Выходи, «Соловей».

Соловьева вывели. Машина стояла в тюремном дворе. На месте водителя он увидел человека, устало положившего голову на баранку. Это был инспектор Петр Павлович.

За окном густая мгла. Кажется, что ее можно пощупать, — так явственно она шуршит однотонным, заунывным осенним дождем, нагоняя грусть и тоску. Где-то на противоположной стороне площади на крыше большого дома вспыхивают неоновые буквы, а мгла приобретает ядовито зеленый оттенок и на отлакированном дождем асфальте можно прочитать расплывчатые слова: «Застраховали ли вы свою жизнь? Застраховали… Застраховали…» Ритмично, каждую минуту кричит, напоминает, вопрошает неон. Можно подумать, что каждому жителю этого города грозят неисчислимые беды и только госстрах с помощью полисов и неоновых вывесок принесет им избавление. Кажется, что у страховых агентов должно быть работы по горло — успевай только заполнять эти полисы. Интересно, решились бы они застраховать мою жизнь? Наверно, нет. Приняли бы за сумасшедшего. А почему…