Николай Ютанов
Возвращение звезды Капернаума
Нелегко найти единственно правильное
решение, дорогой господин брандмейстер.
Допустим, я начну откачивать. Представим
воочию, как будет протекать процесс.
Масса всколыхнется, и я понапрасну стану
уменьшать содержимое ямы, тем самым я
только усугублю положение, вместо того
чтобы принципиально исправить его. А
сейчас, коль скоро масса находится в
состоянии покоя, подсохший верхний слой
в значительной степени препятствует
распространению запаха.
Иштвань Эркень
Тропа от Ледяного на Егерский берег привела в темноту и кончилась. Под ногами заскрипели старые корни. Полчаса можно будет ползти только спотыкаясь. Цокали фиксаторные кольца на рюкзаке, шуршал спирт во фляжке. Юлька с хрустом завяз в подлеске: тропа свернула. Он выбрался, поправил поясной ремень и продолжил спуск, тормозя пятками о корни. Внизу в прибрежной промоине маленьким подарком метнулся язык костра. Юлька замедлил ход, стал осторожнее ставить ноги. Сухой оползающий спуск снова перешел в плотную тропу. Резко запахло водой. Настоящим лесным озером с густотравыми берегами и соснами над кромкой зеленого пляжа. Возле тропы мотались языки слабеющего костра. Хозяев видно не было. Оставаясь в тени, Юлька обошел огонь. Справа от дороги чирикало болото, впереди гулко стучали бортами моторные лодки.
– Это что еще за пизда в ночи?
Под серым навесом ивы горел еще один небольшой костер. Короткий парнишка в речной униформе выплыл из-за огня. Резкий бормотушный выхлоп задушил запахи озера. Юлька оглядел компанию у костра. Толстый пацаненок-десятиклассник. Громадная девица в рыбацкой робе, греющая у огня голые подошвы. Нахальный парень с чубом - бабский угодник и нахряпистый гармонист из сладких старых фильмов. Юлька радушно улыбнулся. Он шагнул в свет пламени.
– Егерь?
– бесцветным голосом спросил Юлька.
Его рука небрежным пижонским жестом легла на ручку длинного ходового ножа. Парнишка скривил рот и сдвинул фуражку на затылок.
– Лесовичок... Еще не знакомились... Не пиздели...
– Счас узнаешь, - сказал десятиклассник, выковыривая из золы картофелину.
– Твои суки, лесовичок, мне весло сломали, - убежденно сказал короткий парнишка.
– Ну, такие суки!..
Его качнуло. Чтоб не упасть, он уперся ладонью в темя девицы.
– Эй вы там, на том берегу...
– сонным голосом Ореховой Сони сказала девица.
– Натали, вы фальшивите, - брезгливо сказал гармонист.
– Костянтин вам не простит. Мне кажется, он не любит пьяных баб.
Десятиклассник с хрустом жрал картофелину. Изо рта его шел пар, толстые щеки подпрыгивали. Гармонист гремел канистрой.
– Лесовик, - сказал егерь, - может, ебнешь сто грамм?
– Не ебну, - сказал Юлька.
– Идти нужно.
– Господин лесовик, - гармонист пододвинул наконец канистру поближе, на хуй к вурдалакам вы успеете всегда.
– Ага, - десятиклассник дожрал картошку, - ты лучше скажи: сам приползешь, как твои пиплы, или водой, кверху брюхом, как бабы-художницы?.. Наташенька, эстеточка, как тебе этот свежий труп? Жестковат, конечно, но, может, надеваться удобней станет?
Юлька непроизвольно дернулся.
– Фу, Кирюша, - гармонист изящно отпил из полупустого фужера. Наталина некрофилия меня так мучает, право... а вы... Фу! Девочку надо лечить, уговаривать, ебать грамотно. А вы ее подзуживаете на непотребство.
Наташа подняла тяжелые виевы веки.
– Где труп?
– сказала она.
– Тих-тих, моя рыбка, - сказал егерь, - нету трупа. Он еще живой. Счас сто грамм ебнет... Выпей, жопа! Про Зимний дворец расскажи, про часы с павлином, про звезды, про то, как Луна на хуй влияет, про летающие тарелки с синежопыми инопланетянками... Ну же!
– Что с ребятами, придурок?
– негромко спросил Юлька.
– А пошел ты, здравоумный...
– сказал егерь. Он повернулся к девице: Верно, Наташенька?
– и жирно поцеловал ее в робу.
– Пошел-пошел, козел, пока хрен в бутылку не забили...
Юлька шагнул в темноту. Голова гудела. Похоже, он опоздал. Тихо хлюпнул озерный прибой. Меж сосен ровно горели звезды. Хрустела осока. За ледниковым валуном примкнулась избушка егеря.
Негромко шуркнула дверь. Через темные сени Юлька провалился в тепло полумрака, падающего с экрана маленького телевизора. Под стеклом на застенчивую корову в купальнике ставили бумажную корону. Маятником постукивал какой-то музыкальный "бабл-гам". Старуха с лицом обиженной княгини ловко сняла кувшин с буфетной полки и напустила в кружку белого пенного молока.
– Садись, парень.
Молоко дождем кануло в сухое горло. Юлька слегка опьянел от удовольствия и тепла. Он расстегнул рукава штормовки, чуть распустил ворот. В комнате свежо пахло сушеными травами. В углу под рушником вместо образа висела фотография сестры Марии.
– Тих-тих, жучок.
– Старуха вонзила пустышку в распахнутый рот младенца. Тот засопел, хрюкая соплями в носу.
Щеки малыша покрывал слой тусклой коросты. Он спал на боку, свесив пухлую лапку сквозь прутья кровати.