Мы с Тохой переглядываемся, окончательно вгоняя в краску и без того смущенную своим поведением Вику.

— Да не берите в голову, — говорит она, ускоряя шаг, чтобы присоединиться к собравшимся в центре вагона людям. — Пойдемте, машинист же сказал собраться всем в первом вагоне.

Я задумываюсь над ее словами буквально на несколько секунд, потому что дальше одной короткой мысли о том, что сравнивать нашу ситуацию со старыми английскими детективами, где убийца или дворецкий или садовник — глупо, дело у меня не продвигается. Я замечаю, как часть нашей группы пересекает разделявшее два первых вагона пространство и спешу вместе с Тохой присоединиться к ним, потому что оставаться вдали от группы, как мне кажется, будет чревато определенными неблагоприятными последствиями.

Лишь на секунду я задумываюсь о тех, кто остается позади нас — мужчина с гипсом и пожилая женщина, а еще те, кто отказался идти вместе с нашей матерью Терезой — а после дверь в первый вагон закрывается и машинист повторяет уже четче: «Просьба всем пассажирам незамедлительно перейти в первый вагон. В целях безопасности все двери будут заблокированы».

— Это еще что значит? — слышу я возмущение впереди. — Эй, ты, а ну открывай!

Неизвестный мне мужчина — а неизвестный он лишь потому, что в нашей группе его точно не было — что есть сил колошматит кулаками и ногами дверь, за которой скрывается небольшая кабина машиниста.

— Открывай, зараза!

— Я бы после такого точно никому не открыл, — говорит мне Тоха, оглядывая вагон. — Смотри, а тут много народа собралось.

Сорок восемь.

Многовато-то, конечно, но я предполагаю, что на той станции многие успели, как и мы, заскочить обратно в поезд. Большая часть первого вагона теперь состоит из футбольных фанатов, вмиг протрезвевших после недавних событий. И словно в несогласие с этим предположением, внутри меня что-то щелкает. Но вначале я не понимаю, по какой причине. Я оглядываюсь, внимательнее осматриваю пол и понимаю… Он чистый. Никаких следов тех тварей, ни намека на то, что произошло у нас.

Какого черта?..

— Эй, у вас же это тоже было, да? — произношу я, привлекая к себе внимание.

Но встречаюсь лишь с непониманием во взглядах других пассажиров. Тех, которых ранее с нами не было.

— Я о тех тварях, что появились в вагонах, когда свет отключили.

Они переглядываются.

— Здесь свет не выключался, — отвечают мне. — И никаких тварей не было.

Теперь мы разделяемся на тех, кто понимает, о чем идет речь, и на тех, кто ничего не понимает.

— Как это тех тварей тут не было?! — возмущается кто-то, кто пережил ту остановку.

— Хотите сказать, — вторит ему кто-от другой, — что в первом вагоне все это время было безопасно?!

— Меня чуть не утащили из вагона! Я лишь чудом жив остался!

«Несправедливость» — вот слово, которое крутится у меня на языке, горечью оседая где-то в глубине.

Что же это получается? Мы все лишь чудом пережили ту остановку, а люди, находившиеся здесь, и знать ничего не знали?

— Ты… Урод!.. — стоявший у кабины машиниста мужчина вновь принимается дубасить ее руками и ногами. К нему присоединяются несколько других пассажиров. — Ты не открыл здесь двери!

— Себя, значит, спас! А нас всех на корм этим монстрам бросил!

— Дайте я выломаю эту чертову дверь! Отойдите!

Разумеется, выломать дверь, защищавшую машиниста от разгневанной толпы, не получается ни с первой попытки, ни со второй. Потирая ушибленное плечо, воинственно настроенный пассажир напоследок пинает не поддавшуюся на его «уговоры» дверь ногой и, плюнув на пол, отходит в сторону.

Вот теперь машинист точно нам не откроет.

Замечаю, как Вика о чем-от говорит Тохе. Тот с секунду напрягается, а затем кивает.

— Чувствуете? — Спрашивает он у остальных. — Поезд набирает скорость.

Пассажиры начинают прислушиваться к своим ощущениям.

— Действительно.

— Точно.

— Едем быстрее.

— Ну наконец-то!

Посмотрев на дверь в кабину машиниста, о которой все уже забыли, я задаюсь лишь одним вопросом: «Почему?» Почему мы едем быстрее? Почему именно сейчас? Тревожное чувство зарождается в груди, чуйка подсказывает, что все не так просто. И общая радость идет вразрез с гнетущей атмосферой поезда.

Я оборачиваюсь к закрытым дверям, соединяющим первый и второй вагон. По ту сторону темно. Черно. Да, сказать «черно», будет вернее. Но ведь только что там было светло…

В голове звучит голос машиниста, такой спокойный и ровный: «В целях безопасности все двери будут заблокированы». Интересно, кто-нибудь еще придал значение его словам? Он знает о том, что там происходит. И я почти уверен, что те, кто остался в других вагонах, к нам уже не присоединятся. В подтверждение этого я замечаю, как на темном стекле по ту сторону второго вагона отпечатывается человеческая ладонь. Всего на секунду.