В начале прошлого года явилась новая беда. Над головой нависла угроза увольнения с дальнейшей горькой участью безработного. Война ведь завершилась, а потому неизбежным ее следствием является сокращение личного состава военно-морского флота. Закручинился Крюйс, загоревал, но тут в его скромный домик явился неожиданный спаситель — амстердамский бургомистр Николаас Витсен, старый друг, с ошеломительной новостью. Сам московский царь Петр Алексеевич желает его нанять для строительства своих военных кораблей, которыми ему предстоит командовать в бою и обучить экипажи всему, что знает. Вообще-то московит хотел нанять прославленного вице-адмирала Гилля Шхея, но тот вежливо отказался, предложив вместо себя кандидатуру Крюйса, про которого царь слышал немало лестных слов от «своего друга» бургомистра Витсена.

В прошлом году Голландию посетило «Великое Посольство», прибывшее из Московского царства. Русские посланники не скупились на обещания всем иностранцам, что пожелают вступить на царскую службу. К тому же они нанимали не только инженеров, механиков и мастеров, любой человек, хорошо знавший свое ремесло, мог получить хорошо оплачиваемую работу в этой заснеженной стране, которую в Европе считали «форпостом варварства перед европейской цивилизацией».

Но Крюйса поразил молодой царь Петр — скрываясь под личиной «Питера, плотника Саардамского», он работал на верфи с десятками других русских, где изучали ремесла. И на личной встрече с монархом Крюйс дал согласие выехать в Москву — условия ему предложили прямо сказочные, на которые он и рассчитывать даже в пьяном бреду не мог.

Чин вице-адмирала, жалование в девять тысяч гульденов — почти в четыре раза больше, чем мог получить в Нидерландах, аванс за полугодовую службу, и обещание получить тот же чин в Голландии, если через четыре года захочет оставить русскую службу. А еще гарантию, что если попадет в плен к неприятелю, то будет из него выкуплен царской казной. Кроме того, к нему приставили переводчика Ивана Кропоткина, двух служителей из солдат, обучавшихся морскому делу, личного секретаря, и оплатили наем пяти человек прислуги, включая лютеранского пастора…

— «Флаг» и «Золотая звезда» настолько скверно построены, Корнелий Иванович, что в поход их лучше не брать?!

Царь Петр называл Крюйса на русский манер, хотя с ним всегда говорил на голландском языке. Вообще, несмотря на происхождение, московский повелитель был опытным кораблестроителем и моряком, говорить с ним было удовольствие — моментально ловил мысль, обдумывал ее и никогда не ругал, даже если она не совпадала с его желаниями.

— Недоверие к ним у меня большое, господин «шкипер». Понимаю, что сильно торопились, лес на постройку пошел сыроватый. Но только плотники кое-где обшивку скверно подгоняли, а конопатчики с ленью трудились. Но дойти до Керчи корабли смогут, вот только османы, а они моряки хорошие, эти недоделки сразу заметят. Да и на ходу корабли себя плохо покажут, не годны для эскадры, отставать будут.

— Жаль, — Петр Алексеевич отшвырнул рыбью кость на блюдо, нахмурился. Минуту думал, потом неожиданно спросил:

— Мыслю, еще «Апостола Павла» и «Миротворца» придется оставить, ведь так господин вице-адмирал?

— Так и есть, ваше величество, — Крюйс наклонил голову, но ругать корабли не стал, хотя следовало. Однако норвежец прекрасно понимал причины спешки, более того, он восхищался царем, который смог всего за три года создать достаточно приличный по числу вымпелов флот. Причем, только в июле корабли стали выводить в Азовское море по одному, через Кутюрминское гирло — в устье Дона были мели, и пройти их можно было только в «большую воду», когда сильный западный ветер нагонял волну. Всего провели 14 трехмачтовых кораблей, все, что успели построить. А до этого, еще в мае-июне вывели в Донской лиман почти полсотни гребных галер, бригантин, фуркатов, казацких стругов. А вместе с ними также несколько десятков различных парусных судов — яхты, включая царскую, бомбардирские корабли с двумя мортирами на каждом, дощаники с всевозможными грузами, да струги с разным имуществом и продовольствием.

Огромная эскадра встала на якоря у крепости Святой Троицы, которую возвели на мысу Таган Рог, там раньше стали спешно возводить город с гаванью. А вот Павловскую крепость царь осмотрел самолично и приказал снести укрепления — место для нее было выбрано крайне неудачно. А новый город Таганрог, так его стали именовать слитно, единственным словом, рос прямо на глазах — ходили разговоры, что царь однажды обмолвился, что хочет перенести сюда столицу, на юг, к теплому морю. Да и Крюйсу возводимый город напомнил английский Дувр, только слишком велик риск попасть тут на мель, ведь залив мелководен, и крупный по водоизмещению корабль просто не сможет его пройти, сядет днищем…

Корнелий Иванович Крюйс — вице-адмирал Российского флота, верно прослуживший под Андреевским флагом до конца жизни.

— Господин «шкипер», генерал и адмирал Головин находится на своем флагмане, а мне следует руководить эскадрой в походе, — Крюйс прекрасно понимал всю щекотливость своего положения. Командующим флотом царь поставил доверенного боярина Федора Алексеевича Головина, полного генерала и адмирала по своим чинам. Таким прежде был только сподвижник московского монарха швейцарец Франц Лефорт, умерший зимой в столице.

— Я сам прекрасно понимаю, что «генерал» и «адмирал» с него никакой — полки в походы не водил, а на корабле оказался только в плавании на Дону, когда второй раз пошли Азов брать, — фыркнул молодой царь. Но тут же стал серьезным и тихо пояснил:

— Но он предан мне с младых ногтей, покойный батюшка мой взял с него клятву беречь меня, и от стрельцов мятежных спас, уберег, не дал меня убить подлым изменникам, — лицо царя исказила гримаса ненависти, но монарх тут же взял себя в руки, и продолжил негромко говорить: