Шрифт:
Фамилия «Фармаковский» меня, как археолога по образованию, сразу заинтересовала: да ведь это же знаменитый советский археолог! С его именем связаны расколки древнегреческой колонии на черноморском побережье — города Ольвии. Борис Владимирович Фармаковский (1870—1928) — крупный исследователь в области классической археологии и археологии Северного Причерноморья. Он же вел раскопки древней Десятинной церкви в Киеве. При раскопках Ольвии установил основную территорию города, систему планировки и обороны, устройство жилых и общественных зданий, особенности культурной жизни.
Ученый оставил много печатных работ: «Аттическая вазовая живопись и ее отношение к искусству монументальному в эпоху непосредственно после греко-персидских войн» (1902), «Архаический период в России» (1914), «Художественный идеал демократических Афин» (1918)…
В 1914 году Б. В. Фармаковский избран членом-корреспондентом Академии наук, а потом был профессором Ленинградского университета. Словом — большой ученый.
Так вот чья подпись стоит под дипломом-покрышкой!
Диплом, как исторический документ, я заключил в раму со стеклом и хотел показывать на выставке своих коллекций в городах Урала. Мне говорят:
— Знаете, ведь неудобно это выставлять: царский внук, а кто такие Никитин и Фармаковский, разве известно, да и старье это все…
Коли умные люди говорят, надо слушаться, и диплом я показывал только тем, кто хорошо понимает ценность исторических документов.
С 1958 года я состою в довольно оживленной переписке с кировским краеведом Василием Георгиевичем Пленковым. Он то и дело помещает в «Кировской правде» интересные сообщения о своих находках.
Однажды он присылает мне номер «Кировской правды» за 25 мая 1961 года со своей статьей «Ульяновы и Фармаковские. Заметки краеведа».
Начинаю читать эту статью:
«В конце семидесятых и начале восьмидесятых годов прошлого века большая дружба связывала две симбирских семьи — Ульяновых и Фармаковских. Глава семьи Ульяновых был директором, а глава семьи Фармаковских — инспектором народных училищ Симбирской губернии. О дружбе этих семей рассказывают архивные документы и воспоминания Фармаковских.
В Государственном историческом архиве в Ленинграде хранится фонд талантливого деятеля народного образования Владимира Игнатьевича Фармаковского — нашего земляка».
Дальше сообщается о многочисленных письмах семей Ульяновых и Фармаковских и др. документах, говорящих о связи обеих семей. Затем:
«Старший сын В. И. Фармаковского, известный советский исследователь, археолог Борис Владимирович (родился он в Вятке) учился одновременно с Владимиром Ильичем в Симбирской гимназии. Они поступили в эту гимназию в одном году, только В. И. Ленин — в первый класс, а Б. В. Фармаковский — в подготовительный.
Не так давно в первом зале Центрального музея В. И. Ленина появился новый экспонат — копия шифрованного письма В. И. Ленина своему товарищу Борису Фармаковскому… Письмо это написано красками на бересте в 1882 году. Письмо тотемами — так назвал его В. И. Ленин. Оно до сих пор не расшифровано…»
Статья заключается словами:
«Многочисленную семью Фармаковских, прогрессивную и талантливую, часто преследовали власти. Так как некоторые из молодых Фармаковских учились в Петербурге и были связаны с подпольными революционными кружками, то в их вятской квартире часто производились обыски и аресты. Все они во главе с матерью-старушкой привлекались к судебной ответственности по делу 193-х и подвергались полицейскому надзору».
Теперь я уж «безбоязненно» показываю историческую памятку, по поводу которой можно интересно рассказать о дружбе Ульяновых и Фармаковских и о скромности ученого Бориса Фармаковского и о кичливости «его императорского высочества». Об этом так красноречиво говорят их автографы.
ПИСАТЕЛИ
„КОРОЛЕНКОВСКИЙ ЖАНДАРМ“ И ЕГО СЫН
В августе 1902 года мой родитель, псаломщик, привез меня в Пермь для поступления в духовную семинарию. Ни родитель, ни я в Перми никогда до этого не бывали. Приехали как в лес, единственно запасшись адресом выходца из нашего родного села, рабочего типографии Пермского губернского земства, Андрея Назаровича Мальцева. Дома, в деревне, у него оставалась мать, которой сын писал, вероятно, не чаще раза в год-два.
Дорогой от кого-то узнали, что в Перми есть подворье Белогорского монастыря, где иногда дают временный приют. И первый день по приезде в Пермь мы провели там. За это время отец отыскал квартиру Назарыча, ютившегося в бедном домишке в Слободке за Сибирской заставой.
Первые четыре года семинарского ученья я жил в общежитии, часто ходил на квартиру к Назарычу, чтобы немного развлечься. Если не заставал его дома, шел к нему на работу — в типографию. Это было большое полиграфическое предприятие вблизи Сибирской заставы по тогдашней Соликамской улице. В типографию меня пропускали свободно: никаких документов, никаких расспросов, кто я, зачем иду, к кому иду… Приходил я туда и наблюдал, как Назарыч накладывал листы чистой бумаги, а машина выбрасывала их испечатанными.