– Как же отыскать их, Дундарий? – обратился Свей к домовому.

Тот пожал плечами.

– Нужен проводник к ним. Кто-то из тех, кого они знают, больно высокомерны они. Это и не мудрено при таком росте-то. То есть возрасте, – и опасливо взглянул на высоченного княжича.

Но тот не обратил внимания на простодушные слова Дундария и отвернулся к окну. Драконы так захватили его, что думал теперь он только о том, как бы быстрее добраться до них.

Небольшое оконце плохо пропускало свет. Закатные лучи солнца, уходящего за горизонт, ещё окрашивали застывшую реку, лес чернел глыбой вдалеке. Неширокая полоса поля от крепостной стены до опушки светлела в сумерках. И неясные тени замелькали вдруг там, где дорога уходила в чащу.

Схлоп присвистнул:

– Мокша, кажется, у нас гости.

Дружинник быстро подошёл. Прищурившись, он смотрел в оконце, как тени повернули вправо и потянулись вдоль леса, туда, где был овражек… и исчезли.

Мокша, не раздумывая долго, схватил меч, накинул плащ. Схлоп мигом скатился со шкуры, и так припустил, что Мокше пришлось его догонять. Пещерник так спешил, что в какие-то мгновения пропадал из виду совсем. Свей, нахлобучив шапку, схватив свой меч, побежал, боясь потерять их из виду, неуклюже притормаживая на поворотах узких коридоров, перескакивая по три-четыре лесенки, спускаясь в подвал.

Они бежали, коротко предупреждая дозорных об опасности, что в переход возможно вошёл враг.

Княжеский дом быстро просыпался, завыла истошно Завея, взлаяли волкодавы во дворе и замолкли, они не чувствовали опасности.

А друзья неслись по тёмному туннелю, зная, что в любой миг могут наткнуться на чужаков. Но Схлоп не мог бросить свой дом, Мокша не мог бросить друга, а Свей отчаянно рвался вперёд, чтобы не думать…

Вот миновали ров с водой, дорога пошла ровнее. По своим непонятным приметам, Схлоп и Мокша почти одновременно убавили шаг – уже близко выход. Послышались неясные голоса, гулко раздававшиеся в тишине подземного хода.

Друзья остановились. Вслушиваясь в говор, они переглянулись.

– Поляне?! – буркнул Схлоп.

– Поляне, – сказал Мокша.

Почувствовалась улыбка в его словах. Так говорят о старых друзьях, когда их рады видеть. Пещерник засуетился, заспешил. Ещё поворот… и слабый свет забрезжил впереди. Сырость подземелья отступила, потянуло свежим сквознячком, стало холоднее. Слышалось всхрапывание лошадей, речь становилась отчётливее. Уже и Свей понял, что впереди поляне.

– Ольсинор, ты, что ли? – рявкнул в темноту прохода Схлоп.

Впереди притихли.

– Сахлопивур… ты? – немолодой, красивый голос откликнулся после некоторого молчания.

– Нет, Ольс, тень моя.

Несколько голосов впереди засмеялись.

Прибывших оказалось четверо.

Мелкий лесовик Ригурн, живший давно у Схлопа в качестве домоправителя, проскакал у всех по ногам, оказался на плече пещерника в два счета:

– Ишь гостей сколько привалило!

На него шикнули сразу несколько голосов, но Ригурн не унимался.

– Чем угощать будем такую прорву?!

– Да что ж ты орёшь, как выпь снулая! – прошипел Схлоп. – Не видишь, какие гости к нам?! Давай-ка помоги коней в стойло, а поесть соберем…

– Не есть собрались, Сахлопивур, это подождёт, – улыбнулся Ольсинор.

В маленькую комнатку, потому что у Схлопа все комнатки были маленькие – по хозяину и вещь – набилось столько народа, что поначалу казалось, что и сесть-то будет некуда. Но понемногу все расселись: кто на чурбаки дубовые возле круглого стола и уже по-хозяйски кромсали оставленный на столе каравай хлеба, кто на лавку возле стены…

Свей понемногу узнавал прибывших. Приметные дусы. Дусами называли друг друга сами поляне, как если бы хотели сказать «сударь или господин». Между друзьями это было не принято. Самым приметным из гостей был дус Ольсинор. Он же казался и самым старшим. С белыми распущенными волосами, спрятанными под длинный меховой плащ, Ольсинор сидел возле стола и о чем-то переговаривался с Мокшей и Схлопом. Дурашливость пещерника словно рукой сняло. Схлоп не сводил серьёзных, глубоко посаженых глаз с полянина. В какой-то момент тот вдруг взглянул прямо в лицо Свею, и странное ощущение коснулось души парня. Так было, когда отец вдруг пожалеет его, ни говоря ни слова.

Второй полянин, черноволосый, рослый, молчаливый. Редкие замечания, слетающие с его губ, были точны и коротки. Он был хорошо знаком Свею. Ещё мальчишкой Рангольф однажды спас его. Лошадь испугалась в толпе резкого окрика, дёрнулась и понесла. Семилетний Свей, сидевший в седле, болтался из стороны в сторону, держась из последних сил, и всё, что он пытался делать, не помогало. Рангольф появился на пути словно из-под земли. Вперившись взглядом куда-то то ли в глаза, то ли в лоб лошади, которая стремительно приближалась, вскидываясь на дыбы, опадая и вскидывая высоко зад. Полянин не ушёл, не отскочил. Уже прямо перед ним лошадь остановилась будто вкопанная. Свей, свалившись с неё, тогда по-детски обхватил руками своего спасителя, ничего не промолвив с испугу, лишь задрав голову и серьёзно глядя в лицо спасшего его.