Анна рассматривала их и не понимала, что это. К каждой такой штучке крепилась тонкая цепочка или шнурок, на другом конце которого было привязано небольшое колечко. Больше всего игрушки напоминали обыкновенные брелоки.

Штуки четыре были довольно простыми, гладкими, чем-то напоминающими пластмассовую серединку из киндерсюрприза. Такие были изготовлены из меди или какого-то дешевого сплава. Но были и парочка золотых, и несколько серебряных. На них присутствовала красивая чеканка и даже филигрань.

– - Ты не хочешь мне ничего объяснять?

– - Я хочу тебе кое-что показать. Заодно и вернуть эту ерунду требуется. Возможно, там есть и записка от этой твоей Сесиль, – улыбнулся он, держа в руках за цепочки еще с десяток таких же шариков. – Сможешь сама прочитать. Пойдем.

Он вывел ее в приемную, на ходу объясняя:

– - Это такая придворная мода, Анна. На верхней бальной одежде есть специальный крючок, смотри – он потыкал пальцем в собственную грудь, где действительно крепилось что-то вроде золотой броши с длинной петлей-крючком. Если кто-то хочет назначить свидание, он пишет записку, вкладывает ее в такую вот бонбоньерку* и вешает на грудь предмету обожания.

– - Зачем?! – поразилась Анна.

– - Э-э-эм… Затрудняюсь ответить. Так принято, так всегда делали… -- он даже чуть растерялся от вопроса.

– - Почему нельзя тихо передать записку? Ну, чтобы никто не видел? – она действительно не понимала, и Максимилиан попытался объяснить:

– - Понимаешь, если спрятать, никто не будет знать, что мужчина или дама нравятся кому-то, – Макс усмехнулся и добавил: -- Некоторые вешают на грудь пустые бонбоньерки.

– - Зачем?! – поразилась герцогиня.

– - Чтобы всем показать, сколько у них поклонников, – усмехнулся муж.
– - Особенно этим грешат пожилые дамы. Сейчас мы с тобой выкинем записки из всех, я нацеплю их вот сюда – он указал на левый рукав с таким же крючком -- и на балу их с меня снимут. Если захотят, конечно… Некоторые специально заказывают такие штучки в дешевых мастерских и не забирают потом, если получают отказ, -- усмехнулся он.
– - Левая рука значит, что они пустые и ответа не будет.

– - А если ты ответишь?

– - Значит, повешу на правую руку. Все очень просто. Понятия не имею, откуда ты взяла эту Сесиль…

– - Сельси, – машинально поправила Анна.

– - Пусть Сельси, все равно. Но если она и писала мне, то эта записка где-то здесь. Можешь выкинуть ее лично.

Наступила неловкая пауза, Макс быстро открывал коробочки, лежащие на столе, и, бегло прочитав написанное, кидал их в холодный камин.

– - О, вот… -- он протянул ей записку и, улыбнувшись, сказал: -- Можешь прочитать, если хочешь. Дама назначает свидание. Мне все равно, что она пишет, но твоя ревность даже приятна, – он снова улыбнулся, глядя на смущенную герцогиню, и, неожиданно и резко шагнув к ней, оказался совсем близко. Нагнулся к порозовевшему ушку и прошептал: – Она говорит о то, что я тебе не совсем безразличен.

Анну обожгло его теплое дыхание, по коже побежали мурашки. Она смутилась, покраснела еще сильнее и попятилась к двери. Максимилиан не стал ее удерживать. Зато понял, как мало его жена знает о придворной жизни. Это навело его на какую-то приятную мысль, он снова улыбнулся, глядя на торопливо захлопнувшуюся дверь, и, порывшись в бумагах, достал свою записную книжку. Быстро чиркнув там несколько строк, позвонил в колокольчик, вызвал одного из дежурных курьеров и потребовал немедленно отнести записку.

У себя в комнате Анна немного грызла себя за дурные мысли, немного испытывала смущение от поступка Макса и сильно радовалась, что «ничего такого» муж ее не совершил.

Однако мысли о том, что он подошел так близко, волновала ее. Горели уши и щеки, и она, будто оправдываясь сама перед собой, думала: «Все же он славный…».

Оставшиеся восемь дней она никак не могла войти в колею, вернуть былую легкость в отношениях с герцогом. Её смущал взгляд мужа, она запиналась и чуть не перепутала цену на товар, составляя для него очередную записку.

Казалось бы, каюта на «Дельфине» должна была радовать герцогиню. Однако она искренне огорчилась, когда поняла, что не увидит мужа ближайшие недели плавания.

Мадам Берк, благоразумно не замечая рассеянности и некоторой мечтательности, появившихся во взгляде патронессы, про себя думала: «Сколь бестолкова нынешняя молодежь! Я бы в ее-то годы давным-давно уже…

Да и кого не возьми из моего поколения, никто не стал бы тянуть и ходить кругами. Последнее время их взглядами друг на друга можно поленья в камине разжигать. А они все решиться не могут!