Кто позволил себе лишнее на прошлом балу, сколько мгновений пробыла наедине с кавалером донна Эринда – теперь ее доброе имя погублено навеки! Ведь пару на прогулке не видели целых сорок два мгновения! Они скрылись за деревьями и там…! Произнести, что же именно произошло «там», ни одна из молодых девиц не решилась, но глазки их горели осуждением. Почти каждая находила нужным привести такой довод:

– - Донна Имакулада сама считала!

Эти сорок два мгновения просто добили Анну. Она почти перестала сопротивляться идиотизму жизни, просто плывя по течению и ожидая отъезда. Послушной куклой двигалась от моления к завтраку, от прогулки к приему в герцогском дворце. Равнодушной тенью согласно кивала на гадостные замечания тетушки.

И только внутри тлел огонек сопротивления: «Если там, в пресловутой Франкии, будет так же, просто сбегу. Не нужен мне этот паноптикум безумный. Я жить хочу!»

Единственное, что ее поддерживало, человеческие отношения с Бертиной. Перевести женщину в личные горничные оказалось совсем несложно. Личной прислуге должны платить из кошелька Анны, и донна Мариээтта просто предупредила маркизу о лишнем расходе. Тетушка же герцогиня, напротив, была довольна сохранению в собственном кошельке этих крох и даже несколько дней благосклонно молчала, не донимая маркизу.

Бертина не казалась слишком уж умной. Она многого боялась и была несколько трусовата, это Анна давно поняла. Впрочем, осуждать служанку Анна не могла: страх попасть под взор Святой Инквизиции силен был во всех. Священников боялись. Это бросалось в глаза. Даже те немногие святые отцы, которых встречала Анна, вели себя так, что каждый ощущал за ними силу и власть. Более того, ее собственный дядя, могущественный герцог де Веласко, первым почтительно приветствовал служителей храма. Что уж говорить о простых смертных? Этот страх витал в воздухе и лип к лицу и мыслям.

Кругозор горничной был сильно ограничен, но в ней остались человеческие тепло и мягкость. Это позволяло Анне каждый вечер получать немного свежих сил от бесед с Бертиной. Новоиспеченная маркиза считала дни до момента, когда сможет покинуть дворец дяди и иногда со страхом и надеждой думала о новой стране, но до того момента ей оставалось еще более трех месяцев.

Посещение королевского бала стало для нее еще одним испытанием. Готовиться к событию начали за пять недель: пришел портной, который привел с собой шесть женщин, одетых в одинаковые серые платья с маленькими белыми воротниками.

И фрейлины, и донна Мариэтта с наслаждением обсуждали какие-то мелкие детали туалета, щупали тяжелые роскошные ткани, которые прислуга навалила прямо на стол, спорили о достоинствах лионского и орнейского шелка. Анне было все равно, потому она сказала:

– - Донна Эстендара, я целиком полагаюсь на ваш тонкий вкус и чувство меры, – и устранилась от обсуждения и общей суматохи.

Какая разница, что на нее напялят? Как во сне она пережила часовую суету, когда из комнаты изгнали портного и его женщины приступили к замерам. Анну поставили на специальную табуреточку, раздели до тонкой сорочки и пары нижних юбок. Одна из швей начала командовать, а донна Каранда обмерять маркизу. Шли какие-то бесконечные споры об эстадо и варах****, их делили пополам, умножали, путались…

Слава всем богам, что больше примерок просто не было. За шесть дней до бала ей принесли готовое платье и новый воротник-раф с широкой кружевной полосой. Парик тоже изготовили новый: как водится, тяжелый, двухъярусный, с перьями и бусинами.

За все то время, что Анна провела в этом мире, ее собственный дядя, герцог Альфонсио де Веласко ни разу с ней не разговаривал, если исключить момент объявления о решении Совета Грандов и предстоящей свадьбе. Потому очень странным было то, что за два дня до бала маркизу вызвали в кабинет к его светлости. Сопровождать Анну отправилась донна Мариэтта.

Нельзя сказать, что в этот раз дядя поговорил с ней. Нет. Сидя в кресле, спинка которого возвышалась над его макушкой чуть не на полметра, толстяк объявил:

– - На балу по приглашению его королевского величества будет присутствовать посол Франкии с дочерью, вдовствующей графиней де Линье. Надеюсь, маркиза дель Боргетто, вы не уроните честь дома де Веласкесов! – он многозначительно помолчал, дождавшись покорного кивка Анны и величественно произнес: -- Ступайте, маркиза. Я отпускаю вас.

Анне иногда казалось, что этот фарс вокруг нее никогда не закончится.

______________________

* фартингейл, вертюгаль, вертюгад или фартингаль – плоская, жесткая, тарелкообразная накладка на талии. Придавала юбке определенную форму. Могла иметь и форму набитого шерстью валика.

** стомак – декоративная вставка на корсаже. В нее добавляли по центру металлическую планку, и осанка дам всегда была прекрасной. Согнуться в такой одежде было просто невозможно.

***горген – жесткая основа, чаще всего – проволочная, под воротник, помогающая удерживать крахмальную ткань. Потом, когда ворот уменьшился, так стали называть сам воротник.