— А где ты раздобыла кинжал? — спросил Шен.

— У шаманки, чья лавка стоит в конце улицы Цветочного благоухания.

— Что ж, думаю, следует навестить эту шаманку. Может, она прольет нам свет и на принадлежность броши.

— Хочешь сказать, ее подкинул кто-то третий? — нахмурился Шуэр. — Не слишком ли много проклятых предметов и недоброжелателей в моем доме?

«Сам столько наплодил, я теперь при чем?» — мысленно фыркнул Шен.

— Возможно, этот недоброжелатель не имеет отношения к тебе и твоему дому, — вслух же произнес он. — Этот артефакт был нацелен на меня, а у меня хватает своих недоброжелателей.

— Ты знаешь, кто это был? — напрямик спросил Шуэр.

— Скажем так… у меня есть предположения. Но это уже не имеет к вашей семье никакого отношения.

— Малявка!

— Закончим на этом. Думаю, у вас еще найдется, что обсудить. А я устал. Я пойду.

И, не позволяя никому возразить, развернулся и быстро пошел прочь из Верескового павильона. Впервые за долгое время он не слышал, чтобы вечером плакал ребенок.

— Ох, это на самом деле было утомительно! — произнес Шен, потягиваясь.

Пусть физически он и чувствовал себя нормально, морально был выжат словно лимон. Вся эта история… Извлекать ее на свет оказалось изнурительно.

Ученики шли рядом с ним. Переведя взгляд, он оценивающе посмотрел на них.

— Неплохо сработано, — заметил он. — А теперь метнитесь на кухню, раздобудьте пару кувшинов с вином.

— А вам можно пить? Вы, вроде бы, еще не совсем поправились… — пока Аннис строго спрашивала подобное, Ал преодолел уже полрасстояния до кухни.

Шен перевел на нее устало-раздраженный взгляд. Его и так не радовало, что ученики столь глубоко погрузились в грязные тайны его семьи, так теперь она настолько осмелела, что возражать ему смеет.

— Это не твоя забота, — холодно произнес он. — Надеюсь, мне не придется напоминать тебе о твоем месте.

— Простите, учитель! Я забылась! — Аннис тут же склонилась в низком поклоне, волосы скрыли ее горящее лицо.

Сейчас Шену было абсолютно все равно, что его резкий тон мог задеть ее нежные чувства. Он устал думать о чужих нежных чувствах. Серьезно. Очень устал.

— Вот, учитель! — Ал опрометью подлетел к ним, сжимая в руках по кувшину с вином.

Заметив, что вернулся в какую-то странную атмосферу, он настороженно переводил взгляд с Аннис на Шена и обратно.

— Благодарю, — Шен резко дернул из его рук кувшины и быстро пошел по галерее. — На сегодня вы свободны, идите отдыхать, — не оборачиваясь, бросил он.

Только сделав несколько глубоких глотков и почувствовав, как раздражение отпускает его вместе с тем, как тепло разливается по телу, Шен наконец-то смог расслабить плечи и глубоко вдохнуть. Все. Здесь он закончил.

Шен тихо вошел в свою комнату и зажег стоящую на тумбе свечу. Переведя взгляд на кровать, он тут же встретился взглядом с Волчарой, которая уставилась на него, не мигая. Рядом с ней, вытянувшись по струнке, почивал великий мечник. Его волосы вновь выглядели безупречно, а белоснежная нижняя одежда не имела изъянов. Шен поставил недопитый кувшин на столик и усмехнулся, а затем потер шею. Прикосновения к ней вызывали боль, но отчего-то ему нравилось это ощущение сейчас. Он вновь подхватил кувшин с вином и, прикрыв глаза, сделал несколько глотков.

Вообще, становилось очевидно, что ему необходимо найти место для сна, но было лень идти куда-то еще. В конце концов, это ведь его комната.

«Разбудить Муана?»

Шен подошел к кровати и посмотрел на его безмятежное лицо. Он не мог поступить столь жестоко, принявшись будить его сейчас. Хоть он едва ли мог понять мотивы, заставившие старейшину пика Славы две недели простоять на улице вместо того, чтобы снять номер в приличной гостинице, Шен не мог почему-то и насмехаться над этим. Нет, ну серьезно, как бы ни винил Муан себя в произошедшем, каким образом он пришел к мысли, что его стояние под дверями пойдет кому-то на пользу? Хотя… Если уж совсем откровенно… Муан, конечно, этого не знает, но Шен ощущал его присутствие, пока спал. Благодаря ему, сон старейшины Проклятого пика был спокоен и безмятежен. Но эта такая мелочь, ради которой точно не стоило совершать подобного.

Шен вздохнул и обошел кровать. Волчара посмотрела на него взглядом: «Ничего не знаю, это моя половина». Однако Шен не проникся и указал ей на место в ногах. Волчара недовольно переползла, а Шен принялся раздеваться.

К моменту, когда верхнее одеяние все-таки поддалось и слетело с его плеч, пьяному сознанию Шена стало настолько лень что-то делать, даже пытаться отобрать одеяло у Муана, что он просто упал поверх, накрывшись тем самым верхним одеянием, и провалился в сон еще до того, как голова коснулась подушки.

Проснувшись с первыми петухами, Муан осознал, что давненько не отдыхал столь плохо. Мало того, что кровать была далека от идеала его ложа на пике Славы, так он еще и замерз, и лежит так близко к краю, что любое неловкое движение может заставить его упасть на пол.

А все потому, что Шен ночью все же осознал, что следовало укрыться потеплее и завернулся в одеяло как гусеничка, полностью стянув оное с Муана. А затем, когда согрелся, выпростался из него и, в силу своей привычки обнимать что-нибудь во сне, уже замахнулся на невинность Муана, но Волчара настырно втиснулась между. В итоге Шен обнял ее и удовлетворенно зарылся в шерсть.