— Понимаю, Майя, — отвечает Рина. – Я и подумать не могла, что Каминский такой говнюк. Не уверена, есть ли у Давида внебрачные дети, но, кажется, твой муж переплюнул моего по идиотским поступкам.

Я грустно улыбаюсь, а сестра обнимает меня за плечи и чмокает в щёку.

— Тем не менее, на тебя я обижена больше. Могла бы и раньше поделиться своими семейными проблемами, как и я делилась с тобой. Мы ведь сёстры, Маюш. Кроме тебя у меня никого ближе нет.

Ощутив секундный укол совести, я замечаю, как новенький автомобиль Каминского паркуется у центрального входа в ЗАГС. Пульс срывается, а нервы тут же натягиваются как тетива.

— Рин, прошу тебя. Ты обещала, что поддержишь любое моё решение, но при этом не будешь осуждать и упрекать.

— Это касалось развода, а не молчанки. Так что извини.

Ян выходит на улицу, достаёт из заднего сидения папку с документами и, включив сигнализацию, твёрдым шагом направляется к нам.

Он не выглядит поникшим или расстроенным. Такой же красивый, высокий и мужественный. В каждом его движении читается уверенность, чего не скажешь обо мне.

— Янчик, привет! – вполне дружелюбно машет рукой Рина. – Опаздываешь, ты в курсе?

Каминский останавливается рядом с нами, произносит слова приветствия и бросает на меня пытливый взгляд.

Я беру сестру за руку и сдавливаю её ладонь, чтобы перестала сыпать вопросами и так искреннее улыбаться тому, кого несколько минут назад столь яро осуждала. Впрочем, несмотря ни на что Рина благодарна моему почти бывшему мужу за поддержку и защиту. И я ничуть не обвиняю её.

— Пойдём? – спрашивает Ян, кивком головы указав в сторону невысокого старинного здания с колонами.

Я молча соглашаюсь, так и не удосужившись поздороваться, и направляюсь ко входу, параллельно пытаясь найти в заметках номер кабинета, где нас ожидают.

Каминский идёт позади, не предпринимая попытки начать разговор или переубедить меня в неправильности выбора. Возможно, он остыл и тоже понял, что так будет лучше. Мы отравляем друг друга. Такая семейная жизнь подходит разве что мазохистам, но ни я, ни Ян никогда не относились к их числу.

В кабинете, где нужно оформить совместное заявление, уже занято. Мы пропустили свою очередь и теперь там сидит возрастная пара.

Я за короткое время успеваю понять, насколько супруги, совершенно незнакомые мне люди, друг другу осточертели. Мужчина заполняет бланк, а женщина торопит его и раздражается.

Захлопнув дверь, я сажусь на скамейке в коридоре и вытираю вспотевшие ладони о платье. Ян занимает место слева, а Рина — справа.

«Ты скоро освободишься?», — читаю неотвеченное сообщение, которое Вова прислал буквально пару минут назад.

Чувствуя пристальный взгляд Яна, быстро отвечаю.

«Через двадцать минут. Развод оформляется недолго».

«Хочу тебя увидеть. Скинь геолокацию», — приходит ответ от Титова.

Недолго думая, я делаю то, что он просит.

— Когда вылет? – неожиданно спрашивает Ян, упираясь затылком о стену.

Спрятав телефон в сумку, смотрю прямо перед собой, в надежде, что деревянная дверь откроется и наконец настанет наша очередь.

— Зачем тебе? Приедешь провожать?

— Может и приеду, — сухо отвечает.

Я задерживаю дыхание и пытаюсь найти поддержку в Рине, но сестре невовремя звонят дети и начинают жаловаться на няню. Она громко и на весь коридор принимается их отчитывать.

— Третьего июля, — зачем-то называю дату.

Между нами воцаряется длительная напряженная пауза. Сказать больше нечего, а трепаться о чем попало Каминский не любит.

— Не знаешь, нужно ли нам указывать в заявлении причину развода? – интересуюсь у Яна, сминая подол платья.

— Без понятия. Есть идеи?

Боюсь для указания всех причин не хватит и строчек. Лучше что-то нейтральное, не такое грязное и порочащее репутацию.

— Как тебе вариант: не сошлись характерами? – предлагаю почти бывшему мужу.

Повернув голову, рассматриваю его профиль и мысленно надеюсь, что в Штатах переболеть любовью будет значительно проще. Сейчас – нереально.

Я быстро и жадно любуюсь изгибом чёрных ресниц, чувственными сжатыми губами, прямым носом с едва заметной горбинкой и не могу не сожалеть о том, что у нас с Каминским не получилось. Отдавать его другой — смерти подобно, но меня об этом не спросили. Особенно когда делали ребёнка.

— Я – за, — наконец отвечает Ян. – Можешь написать, что я был невнимательным, неласковым и недостаточно тебя любил.