Даже не знаю, какой сильной надо быть, чтобы оставаться неунывающей в подобной ситуации. Никакого отпечатка горя на лице я не замечала — лишь надежду на светлое будущее.

Это заставило меня о многом задуматься. Сколько стойкости порой встречаешь в людях, у которых на это, казалось бы, нет никаких причин.

Александр говорил, что я могу стать символом. По крайне мере так считает сам король, а это уже многое значило. Остальное же зависело от меня самой. Я и раньше испытывала желание изменить положение попаданцев в Церенте, но в этот миг ощутила, как оно окрепло, запылало, стало чем-то большим, оформившись окончательно.

Не знаю почему, но, кажется, эта женщина поняла что-то без слов. Ее муж вышел, а она взяла блокнот и стала писать.

«Я видела тебя в газете».

Смутившись, я ответила не сразу:

— Да. Обо мне писали как-то давно.

Она помотала головой, вдруг наклонилась, взяла сложенный пополам выпуск и протянула мне, показав четыре пальца. Догадавшись, что это номер, я раскрыла желтую прессу, увидев разворот с фото той самой предварительной встречи по турниру в Центральной академии Атарсис.

Изображений оказалось много, но взгляд притянулся к моменту, запечатлевшему меня у артефакта. Неведомый фотограф поймал тот миг, когда я атаковала, — лицо выглядело неприглядно, жестко, яростно, немного пугающе, будто я как минимум собиралась разгромить всю арену, не оставив от нее и камня на камне. Не думала даже, что я так смотрюсь со стороны. Ниже обнаружилась подпись: «Возвращение студентки Третьего факультета. Похоже, о смене состава говорить рано».

Но не только этот снимок был напечатан — неподалеку красовалось изображение всей команды, я стою чуть сбоку, глядя в сторону, тогда как взор Розенталя обращен прямо на меня. Он выше, поэтому его внимание кажется очевидным.

«Надо же…» — Я немного растерялась.

Заметив мою реакцию, женщина улыбнулась.

«Я многое слышала, работая в особняке», — написала она, и даже ее слова на бумаге выглядели как-то заговорщицки. Но на этом веселая атмосфера изменилась, то, о чем я узнала после, заставило меня поспешно распрощаться с Кирстен и помчаться домой так, будто меня гнали черти.

В особняке Розенталей есть комната в подвале, что обшита специальным материалом, не дающим проникнуть наружу влиянию техногенных вещей. Они угнетают все магические частицы вокруг себя, помимо тех, что таятся в живых существах. В Церенте тяжело отыскать преступление тяжелее этого. В мире, где колдовство охраняется как зеница ока, от кары за подобное не спасет даже причастность к королевскому роду.

Александр глядел на меня напряженно и задумчиво. Он сидел напротив, пододвинув стул ко мне, положив локти на колени и сплетя руки в замок.

— Этой женщине стоило и дальше хранить это в тайне. Кирстен знает?

— Нет. Я ничего ей не рассказала, лист в блокноте вырвала и сожгла.

— Хорошо, — кивнул маг. — Надеюсь, та дама больше никому ничего не рассказывала. Потому что, если отец узнает, она не отделается потерей голоса.

Последнее прозвучало зловеще.

— Это ведь ты отправил к ней врача?

— Да.

— И ты знал о тайнике под особняком.

— Да, — чуть помедлив, подтвердил Розенталь.

— Но почему не воспользовался раньше?

— Я не решался, Ева, — признался он. — Для того, чтобы похоронить своего отца, надо нечто большее, чем детские обиды.

— За это могут казнить?

— Его — нет. Но в темницу посадят надолго, не говоря уже о потере всего влияния и власти. Подозреваю, для отца это будет хуже смерти, — заметил он, сохраняя отчужденный вид, но вот взгляд выдавал его с головой.

Несмотря на все наши встречи, когда Александр улыбался мне в лицо, ему на самом деле было совсем не весело. Вот что я отчетливо поняла, наблюдая за ним теперь. Огневик собирался скинуть собственного отца в пропасть и будто заранее стремился пережить эту утрату. Нет, он не горевал по-настоящему. Для этого надо привязаться и действительно любить. Но ему требовалось переварить происходящее, свыкнуться, отпустить.

— Что? — Розенталь заметил мой пристальный взор. Я моргнула, прогоняя наваждение.

Так остро ощутила его чувства, что на некоторое время просто выпала из этого мира.

— Ты точно не пожалеешь? — спросила я, привставая, чтобы поставить кружку на стол. Мой взгляд был опущен, я поддалась своему страху и опасению увидеть сомнения на его лице.

Пальцы Александра сомкнулись на моем запястье, заставляя посмотреть на стихийника.

— Нет, Ева. Не думай, что я делаю это только из-за тебя. Я хочу жить по-своему, и может, это желание эгоистичное. Но пусть будет так, — твердо произнес он.