– Проходи. Там гостиная, – махнула рукой, показывая направление.

– Хороший домик.

– Чистый, – лишь из природной вредности добавила я, вспомнив один-единственный раз, когда была в гостях у Дарлы.

Она с недовольством посмотрела на меня:

– Я ценю уединение.

И будто услышав ее, в прихожую вошла Дарина в зеленом длинном платье до щиколоток и сером фартуке с оборками.

Дарла усмехнулась, выразительно посмотрев на меня, как бы говоря: «А у меня-то нет прислуги. Я все делаю сама».

– Вы сегодня рано, госпожа.

– Так получилось, – замялась я, теребя лямку рюкзака и гадая, не аукнется ли мне прогул.

– Подать чаю?

– Нет, не надо.

На днях я случайно отыскала запасы вина. Бокальчик не повредит, развяжет язык, но на трезвость ума не повлияет.

Я относилась к алкоголю неодобрительно, но интуиция подсказывала, что сегодня он будет кстати. Задумчивый взгляд остановился на Дарине.

Уединение…

– Сегодня ты можешь уйти пораньше. Я справлюсь сама.

Служанка замешкалась, на ее лице отразилось легкое удивление.

Надо будет проверить гостиную, вдруг подслушивающие артефакты завалялись.

Свою комнату я проверяла регулярно, заглядывая во все углы и прощупывая недоступные взгляду закутки.

– Хорошо. Спасибо, госпожа. – При чужих Дарина всегда вела себя официально.

Ночь исполняет желания или становится кошмаром, ее способность делать это наяву и во сне несравнима со спокойным дневным светом, что убивает таинственность на корню.

И сегодня некроманту выпала доля стать чужой жуткой реальностью. Жестокость, что от него требовалась, не была спонтанной, на нее напросились – настойчиво, нагло и глупо.

– Ты ведь все поняла? – тихо и угрожающе сказал он.

Девушка, лежавшая на земле, панически закивала. Даниэль не тронул ее и пальцем, но ногти Ириды обломались, став грязными, как у бродяжки. На земле зияли борозды и ошметки травы. Глаза опухли от слез, губы, искусанные до крови, выглядели как никогда неприглядно.

Лефевр сидел на поваленном дереве, вытянув одну ногу вперед, а вторую согнув. Он творил возмездие, а выглядел как демон за обеденным столом – расслабленно, непринужденно и будто наслаждаясь происходящим. Клайм невозмутимо стоял рядом, молча наблюдая, как Даниэль преподает очередной урок.

Ридж отошел еще до свершения правосудия. Всплеснув руками, он заявил:

– Она все-таки девушка. Не могу на это смотреть.

– Так уйди, – сказал Клайм, маг энергии был куда более спокоен в подобных ситуациях. Парень понимал – иначе нельзя, а раз нельзя, то к чему беспокойства?

Именно за эту беспристрастность, исключительную логику и сдержанность Дарла испытывала к Клайму неприязнь. Когда водницу удочерили, это вызвало пересуды, обсуждения, но ректор это предвидел, и не успевшая разгореться искра была потушена новым пламенем – помолвкой между ней и ребенком из уважаемого древнего рода. Отец мага энергии имел достаточно теплые отношения с Кровавой Рекой, поэтому союз был заключен в рекордные сроки.

Клайм отнесся к нему равнодушно, фиктивная помолвка не мешала ему, даже встречи по расписанию были очередной формальностью, чтобы не вызывать новых вопросов. Но водница оказалась полной его противоположностью – грубая, вспыльчивая и необычайно одаренная. Понемногу он начал ею восхищаться.

Восьми лет регулярных встреч оказалось достаточно, чтобы пересечь черту. Перед одной из встреч маг энергии мастерил артефакт, на который потребовалось гораздо больше магии, чем парень предполагал. Наступило истощение, оно накатывало волнами, лишая привычной рассудительности, делая его безбашенным, безрассудным, почти сумасшедшим весельчаком, которым он никогда не являлся. В ту ночь они с Дарлой натворили много дел, вели себя как типичные наследники богатых семей, а завершили список грязных поступков общей постелью.

После той ночи благодаря стараниям Клайма помолвку расторгли. Водница приняла эту новость бурно, едва не утопив парня в собственной ванне. Хотя это он намеренно и расчетливо вывел ее из себя парочкой хладнокровных сухих фраз. Действиями мага энергии всегда руководила логика, но с того самого вечера что-то пошло не так. Даже сейчас он сомневался и неосознанно копался в своих чувствах, совсем не тревожась о девушке, рыдающей перед ним и Даниэлем на земле.

Некромант поднялся с поваленного дерева. Угрозы и бесчинства карались на территории Холиральской академии, но, надо признать, ректор следил за студентами сквозь пальцы и огласке предавались лишь самые очевидные случаи. Стоило лишь уйти за пределы студенческого района, и правила не действовали.