Скромная девушка Зоя эту напускную показательную суровость принимала за чистую монету и робела перед молодым преподавателем. Отправившись отвечать по билету, она сидела, не поднимая глаз, и в волнении без конца одергивала кофточку.

Зоя успела ответить только на первый вопрос и перейти ко второму, как Альберт Гарифович протянул руку за зачеткой. Это настолько было не в его правилах, что Зоя подняла на него удивленный взгляд. Альбертик сидел перед ней красный, как рак.

Он слыл занудой. Все из тех же соображений, выглядеть солидно и взросло, он в ожидании подвоха никогда не прерывал студенток, даже если они отвечали хорошо. А вдруг девица вызубрила начало билета, а дальше ни в зуб ногой? Еще и пару-тройку дополнительных вопросов задавал. А тут…

Зоя встала, растерянная. Альберт Гарифович, заполнив, протянул ей зачетку с каким-то странным выражением лица. Недоумевающая Зоя направилась к двери. Готовящиеся к ответу девицы дружно загоготали. Девушка, чувствуя, что причина коллективного веселья – именно она, естественно, начала себя осматривать и ощипываться.

Опустив взгляд, Зоя с ужасом обнаружила расстегнувшуюся почти до пояса кофточку (проклятые мелкие пуговички, принцип домино!), явившую нескромным взорам пышную молодую грудь.

Позже девицы ей рассказали, как с удивлением наблюдали происходящую с лицом сурового Альбертика метаморфозу. Какое-то время он благосклонно кивал, внимая Зоиному рассказу, потом вдруг глаза у него стали буквально вылезать на лоб. И когда они уже почти совсем вылезли, Альберт Гарифович сообразил, что нужно прерывать ответ, хотя студентка не дошла еще и до середины второго вопроса.

– Иначе ты бы там перед ним совсем заголилась, – ржали сокурсницы. Короче, мать, устроила ему стриптиз, скромница ты наша! Никто до такого еще не додумывался.

Зоя от срама даже в первое время хотела бросать институт. Больше всего ее волновало, что Альберт Гарифович подумает, что она это все проделала нарочно, соблазняла его.

– Зато ты сразу излечилась от любви, – утешила Райка, – Не бывает худа без добра!

…Дальше, так сказать, вторым пунктом в повестке дня, то есть их встречи, следовал конспективный пересказ пролетевших жизней. Зое особо и рассказывать-то было нечего – благополучная жизнь. Все обычно, как у многих: хороший муж, умерший довольно рано, двое детей, живущих отдельно, единственная внучка, поздняя и долгожданная. Школа и библиотека – вехи биографии. Никаких драм и потрясений.

– А ты?

Рая действительно вышла замуж за моряка и уехала с ним на Дальний Восток.

– Да где ж ты его нашла, в селе-то?

– Приезжал к родителям после окончания мореходки. В клубе на танцах познакомились. Ходил в море, постепенно дорос до старпома. В девяностые ушел в бизнес.

– А ты?

– В школе, конечно, поработала, доросла до завуча. Позже стала чиновницей, работала в городской мэрии.

– Ты?! Чиновницей? Не могу представить!

– Ну да, а что такого?

– Да нет, вообще-то характер у тебя подходящий.

– Да я рядовой чиновницей была, по культуре. Карьерных высот не достигла, не особо и рвалась. Не мое, как выяснилось. Так, по инерции… Надо же было где-то пенсию зарабатывать, не в школу же возвращаться?

– Пенсию, наверно, неплохую заработала, чиновницей-то, – съязвила Зоя.

– Неплохую, – согласилась Рая миролюбиво. – Десять лет назад вышла на пенсию. Два года назад похоронила мужа. Два сына, три внука. Все взрослые, все устроены, с образованием, у каждого своя жизнь. У меня квартира, дача – полный джентльменский набор.

– Короче, жизнь удалась?

– Можно сказать, да. Как сейчас говорят – все пучком.

– Как-то без энтузиазма ты это произносишь.

Рая помолчала.

– Вот что, по-твоему, старость?

– Довольно странный вопрос от женщины, которой столько же лет, что и мне! Ты-то и сама уже должна неплохо разбираться в этом вопросе.

– Ну все же?

– В каком плане? В бытовом, житейском? В философском?

– В любом. Что ты об этом думаешь?

– Я думаю…К примеру, хорошо, что утром можно поспать подольше. Для меня всю жизнь были мукой ранние вставания – на работу, детей собирать в садик, потом в школу провожать… Я сова. Так ведь не спится подольше почему-то!

– Я серьезно.

– Серьезно? А если серьезно… Я все чаще задумываюсь об одинокой старости. Как-то незаметно она подкатила. Как многие старики, наверно… Грядущей беспомощности, физической немощи. Даже человека общительного, контактного, жизнерадостного всю жизнь окружает много людей близких. Но, во-первых, с годами их все меньше, а во-вторых, часто они находятся на не очень близком от тебя расстоянии, иногда даже очень неблизком. А по телефону никто тебе хлеба не купит, полы не подотрет, в баню не сводит. А я по натуре человек не слишком общительный.