– Вот зараза, – пробормотала я, выбирая из ланцетов самый острый. Предстояла не очень приятная операция, не болезненная, но с риском зацепить здоровую кожу.

Ощупав пальцами края рубца, я решительно сжала ланцет в левой руке, сделала глубокий вдох, а потом, не мигая, глядя в огонь, быстро провела лезвием крест-накрест по правому боку. Ороговевший участок кожи сейчас был бесчувственен как полено, но я все равно поморщилась. Отложив ланцет, быстро откупорила бутылек и плеснула его содержимым на приготовленную повязку. Жидкость замерцала на воздухе, переливаясь всеми оттенками красного, а в нос ударил причудливый аромат: смесь уточенных духов с раздавленными грибами. Не став дожидаться, пока запах приобретет новое звучание, а именно – едкое, аммиачное с примесью все того же изысканного парфюма, я приложила тряпицу к боку. Под ладонью тут же стало горячо, раздался шипящий звук, и теперь в воздухе отчетливо завоняло жженной костью.

Буцефал неодобрительно фыркнул и отошел подальше. Я бы и сама куда-нибудь убралась, но от себя же не убежишь. Пришлось сидеть и терпеть и вонь, и причудливые ощущения, возникающие по краям рубца. Особенно невыносимо было справиться с желанием почесаться все правой стороной тела о ближайший ствол. Чтобы не поддаться искушению, я выудила из поясного кошеля четки, прижав примочку правым локтем. Села поудобнее и начала перебирать бусины левой рукой, согласуя с частотой вдохов и выдохов. Где-то на десятом или одиннадцатом по счету цикле зуд исчез, запах горелой кости превратился в легкий запах осенних палых листьев. Скинув четки на запястье, я поспешно убрала примочку от бока. Посмотрела на тряпицу, и, хотя видела результат действия подземельных слезок уже не раз, не удержалась от нервной ухмылки. На полотне лежало несколько кусков самой настоящей чешуйчатой шкуры, толстой и убедительной. Под воздействием зелья шкура немного размягчилась и по самым краям сочилась малоаппетитной слизью. Тряпица же приобрела коричневато-бурый цвет, словно ею долго зажимали кровоточащую рану.

– Вот ведь, счастье, что эта ящерица только слегка зацепила! – проворчала я, кидая примочку в огонь.

Пламя тут же окрасилось багровым со зловещими черными переливами. А вот запах пошел – арбузный. Да настолько убедительный, что я почти ощутила во рту сочную, сладкую, как греза, мякоть, хрусткую и освежающую, подобно волшебному снегу. Уловив диковинный аромат, мой вороной вопросительно всхрапнул и даже подошел поближе. Я покачала головой и потянулась ко второму пузырьку, приплюснутому и похожему на маленькую тыковку. Вывинтив крышку, я щедро зачерпнула на пальцы густую, золотистого цвета мазь, повыше подняла правую руку над головой и стала осторожно наносить снадобье на место ожога. Сейчас, освободившийся от чешуйчатой корки бок был гораздо чувствительнее, и охлаждающий побочный эффект мази заставил меня всю покрыться гусиной кожей. Закончив с этим, я подтянула оставшийся кусок полотнища и привычными уже движениями обернула вокруг верхней части тела.

Буцефал стоял рядом, наблюдая за моими действиями. К пристальным взглядам коня я уже притерпелась и не испытывала стеснения, даже щеголяя перед ним нагишом.

– Ну, что смотришь? – убирая лезвия и бутыльки в сумку, спросила я. – Одним шрамом больше, и всего-то. Глядишь, через день и мазать не придется… – А еще через пару-тройку дней шкурка слезет еще раз, и на коже останется только еле-еле видимая сеть шрамов, очень похожая на чешуйчатый узор.

Вороной, дождавшись, пока я спрячу драгоценные зелья и ланцеты, требовательно взялся зубами за мою косу. Да не за кончик, а у затылка, так что мне пришлось привстать в весьма неуклюжую позу на полусогнутых ногах.

– Эй! Эй! Совсем ошалел?! – возмутилась я, стараясь не потерять равновесие. – Да пусти ж ты, ирод!

Но конь настойчиво повел головой в сторону второй сумки, волоча за собой и меня. Я перестала ругаться, сообразив, что же от меня требуется. Видимо, на полянке не сыскалось пригодной для Буцефала травы, несмотря на её сочный вид и обилие. Убедившись, что намек понят, конь отпустил мои волосы.

– Обслюнявил, скот ты непарнокопытный, – буркнула я, поводя ладонью по затылку. – Дай хоть тунику надену!

Найтмар нетерпеливо толкал меня носом в спину и рыл копытом землю. Я отстранила его морду, подняла из стопки вещей тонкую черную тунику, встряхнув. Конь сопел и пыхтел, пока я, покряхтывая, натягивала одежду. Хотя чешуйчатая корка и отвалилась, и более не стягивала кожу на боку, место ожога все еще давало себя знать при любом замахе или подъеме рук вверх. Управившись с облачением, я подошла ко второй седельной сумке и занялась ревизией её содержимого. Здесь были припасы, причем лучшие из того, что мне доводилось добывать в этом Мире. Особой эльфийской кухни, они долго не портились и были весьма экономны за счет того, что быстро утоляли голод. Поэтому сумка не была даже наполовину опустошена, несмотря на то, что рацион делился на двоих – меня и могучего скакуна.

Я вытащила на свет невзрачную на вид круглую лепешку, присыпанную мелкими зернышками какой-то приправы, а так же полоски вяленого мяса, нанизанные на веревочку.

– Пух, тебе что намазать: меду или сгущенного молока? – поинтересовалась я у коня, предлагая и лепешку, и мясо.

Буцефал понюхал хлеб, фыркнул. Тронул губами вяленье, снова брюзгливо скривив мягкие губы, и полез носом в сумку.

– Эй! Эй, убери-ка рыльце! – Я пихнула его плечом. – Ничего другого нет, уж извини. Свежатинки там точно нет.

Коня мало впечатлили мои попытки отпихнуть его, но, убедившись, что в сумке действительно нет ничего другого, отошел. Не забыв, впрочем, прихватить сразу три полоски вяленой оленины.

– Ты знаешь, что для лошадей вообще-то не типично жрать мясную пищу? – поинтересовалась я у него, отрывая от связки порцию мяса для себя и отламывая кусочек от лепешки. Все остальное было убрано, а сумка тщательно застегнута. В ответ на моё замечание, вороной только дернул хвостом. – В Лес я не пойду, и не проси. Неизвестно, подстрелишь какого-нибудь зайца сиреневого, а он местным божком окажется!